Кузьме Евсеевичу сегодня не надо было выходить из дома, но что-то его дернуло. Он решил позвонить Козе. Старая боевая подруга давно была в опале, но считалась деятельным товарищем в их кружке культурных ветеранов.

– Привет, дорогая коллега. Знаешь, а Сашка Ворссинский завел себе новый квартет из молоденьких толстушек.

– Да ладно сочинять. Они стройняшки. Ты ему завидуешь. Слышал про нашего узкоглазого? Его и оттуда пинком под зад.

– Оставь ты его в покое.

– Как это «оставь»? Таких в печку надо совать ногами вперед.

Коза начинала перегибать палку, но пока это было заметно только близким друзьям.

– Я пошутила, я не такая кровожадная. Пусть живет, только подальше от нас. Слушай, что тут творится: эта, кого я не называю, опять назначила подружку директором театра. Может, ее в столицу заберут, если она такая умная. Ты там похлопочи среди своих.

– Я что звонил. Абрамыч жив? Просто так вспомнил. Сидел сейчас, перебирал в памяти и вспомнил. Не знаешь?

– Жив, только он Адамыч.

– А он из них?

– Да шут его знает. Дать телефон?

– Зачем? Я же с ним почти не знаком, только по твоим делам. Просто вспомнил, решил спросить. Может, попросим собрать профсоюз ветеранов сцены? Я у депутатов денег возьму, перед выборами приедут, речи скажут. Соберемся? Ты как думаешь?

– Только не вечером, я по вечерам в бассейне. Слушай, я решила татуировку сделать, а то в бассейне все молодые с татухами, а я что, рыжая?

На самом деле Таня Козицина в детстве была рыжей.

– Как хочешь. Привет Адамычу. Значит, ты не против встречи ветеранов? Только без твоих оппозиционеров.

– Хорошо, но за счет твоих депутатов.

– Договорились.

– Покедова, обнимаю.

Кузьма Евсеевич положил трубку, оставшись не очень довольным разговором.

– Я пойду сегодня на вернисаж,– крикнула Мира,– а ты как?

– Тогда я пойду в парк играть в домино.

– Ты же не умеешь.

– Надо учиться, – Евсеевич резко встал и пошел переодеваться.

Подумал, что, если домино – спорт, то он наденет спортивный костюм, кепку и кроссовки, которые купил в Риге еще до развала СССР, когда ездил на съезд передовиков отрасли. Кроссовки были как новые. Домино он видел только в кино.

***

У подъезда сидели слесарь Магомедка и дворничиха Люба. Магомедка приехал из Ташкента, пытался торговать на рынке специями, но оседлые туркмены купили рынок и он пошел в слесари. Было это давно, когда все работы были хороши. Сейчас его ценили, он обслуживал только их дом, в котором было всего 36 квартир. Жил он в полуподвале, занимал несколько комнат и мастерскую. Как его звали по паспорту, Кузьма Евсеевич не знал.

– Салам, – приветствовал его Магомедка и приподнял кепку, на которой было по-русски написано «ЦРУ».

«Добрый день», – подумал Евсеич, но сказал:

– Здравствуйте.

Люба в этот момент отвлеклась на кошку, забравшуюся в песочницу.

– Куда, тварь!

Кошка не отреагировала на крик и начала копать.

– Гадина! – крикнула Люба и метнула в кошку метелку, но не попала. Медленно встав, она пошла к песочнице.

– Иди сюда, кис-кис, – уже спокойно сказала Люба и, подняв метлу, прицелилась.

Кошка была домашняя и приученная к песку, метелку она заметила в последний момент и, мяукнув, отлетела в сторону.

– Муся! – от подъезда соседнего дома встала и пошла, как танк, крупногабаритная дама в красной косынке с люрексом.

– Муся, девочка моя.

Кошка подбежала к ней и прыгнула на руки. Люба подобрала метелку и в этот момент получила толчок в спину. Тетка поглаживала кошку и смотрела, как медленно поворачивается дворничиха.

«Сейчас прольется чья-то кровь», – вспомнил Кузьма и поспешил скрыться. Он не видел, как вскочил Магомедка и кинулся помогать Любе. Евсеевич только слышал что-то грозное.