– Сосед, дорогой, ты этим нарушаешь наши законы, кто же спрашивает согласия девушки, если родители договорятся? – недовольно перебил Гадыльшу Сабир.
Ахат весь почернел, он знал, что не мил он ей, что стоит Шакир между ними, поэтому и упросил родителей, не дожидаясь жатвы, засватать Зухру. Да и своим недалеким умом он надеялся, что главный его козырь – это новенький сруб. Что такому жениху не откажут.
– Все ты правильно говоришь, Сабир, – подбирая каждое слово, продолжал Гадыльша, – но у нас случай особенный. Вы же знаете, без матери растут мои дочки, и я все делал для того, чтобы они не чувствовали себя сиротками, и очень хочу, чтобы в браке они были счастливы, жили за крепкой спиной любимого человека… Я хорошо знаю свою дочь и поэтому вижу ее несогласие…
За столом повисла тяжелая тишина, даже было слышно, как покудахтывают возящиеся во дворе курицы, как на улице с криками бегают маленькие дети. Все посмотрели на стоящую у печи Зухру, она опустила глаза и с трудом, в знак согласия с отцом, дважды медленно кивнула…
После молчаливого, нервного ухода обидевшихся соседей Зухра весь день с тревогой выглядывала во двор, на улицу, за огород. Знала и чувствовала, что упрямый Ахат не оставит это просто так. Он обозлен и в таком состоянии мог повести себя как разъяренный бык. И чутье не подвело – к вечеру успела увидеть, как удаляются от села в сторону реки Мендым Ахат и Шакир. Она бросилась за ними, и вовремя: дойдя до тополей, места их детских игр, парни остановились, тихий степной ветер доносил грубые окрики Ахата, размахивающего руками. Он надвигался на Шакира, хватался за ворот рубахи, Шакир, защищаясь, срывал его руки, отскакивал в сторону. Зухра пустилась бегом. Пока она, задыхаясь, бежала, Ахат успел несколько раз ударить Шакира, тот держался, но силы были неравны. Когда после очередного замаха Ахата Шакир, поскользнувшись, упал и Ахат навис над ним со сжатыми кулаками, подбежавшая Зухра сильно потянула его за подол рубахи. Откуда у нее только взялись силы – она оторвала его от Шакира и встала между ними. Ее глаза горели злостью.
– Не трогай его, не смей!
– А-а-а-а, трус! За спину девушки прячешься, выходи на честный бой!
Шакир встал, мягко отодвинув Зухру, со злостью ринулся на Ахата, они схватились, как борцы на сабантуе, рубахи на них трещали по швам, коленки и локти выпачкались соком зеленой травы. Сильный Ахат откидывал Шакира от себя, тот падал на землю, но ловко вскакивал на ноги и изворачивался от ударов Ахата. «Не суди по силе рук, а суди по силе сердца», – говорят в народе. Казалось, что Ахат одним своим весом может затоптать Шакира, но он и не собирался сдаваться. Два друга дрались, как заклятые враги. Зухра же кружилась между ними, умоляя друзей остановиться.
– Убью тебя, Шакир, – кричал Ахат, все больше распаляясь, – все равно Зухра будет моей! Убью!
Не зная, как остановить драку, Зухра огляделась и краем глаз увидела валяющийся у тополя кол от старого плетня. Ловко отбежала, схватила его и на бегу, размахивая им, с силой опустила его на спину Ахата. Тот от неожиданности ойкнул и упал под ноги Шакира.
Через некоторое время друзья сидели под тем же тополем, под которым скрывались от дождя, вытирали травой кровь на рассеченных губах, потирали ушибы.
– Ох и огрела ты меня, Зухра… Ооо-ох…
Прошла трудная уборочная страда. Погожие дни сменялись проливными дождями, часть урожая погибла. Но все равно удалось запастись зерном и мукой на зиму.
Между соседями с этих пор шла тихая вражда. Приветствия Гадыльши Сабир не замечал, не разговаривал с ним. Соседи отстранились от общих дел. Продолжали общаться лишь семьи Шакира и Зухры. По договоренности после уборки урожая пришли сватать Зухру родители Шакира. Справили скромную свадьбу. Семья Ахата на нее не пришла.