– Надо вставать…

– Замолчи…

Мои руки – вверх, к ремню. Стараюсь не торопиться, но низ живота сладко жжет медовая горечь, разливается по телу, поднимается к губам, рождая:

– Я хочу тебя…

Краем глаза – яркая вспышка.

Руки ласковы, руки нежны – ремень, пуговица брюк и молния.

– Марина, вставай… – шепчет он.

Еще одна вспышка – периферия сверкает, отвлекает. Быстро поворачиваю голову…

На полу лежит осколок – длинный, тонкий кусок стекла. Сглаженные края – порезаться нельзя, но можно…

– Вставай, – голос громче, слабо звенит сталью.

… можно проткнуть.

Поднимаю глаза – любимое лицо застыло. Грубая силиконовая пародия на Максима: пустой взгляд, бескровные губы, кожа – грубой резиновой маской, и нет, совсем нет жизни. Поворачиваю голову…

Весь пол засыпан осколками битого стекла.

– Вставай! – раскатом эхо по углам комнаты.

Комната дрожит, искажается, плывет.

– Вставай!!! – оглушительным громом.

Одергиваю руки, зажимаю уши…

– …вставай! Вставай!

Открываю глаза – передо мной размытое пятно. – Вставай! – орет оно мне, а в следующее мгновение крепкая ручища хватает меня и дергает наверх. Я не поднимаюсь – меня подбрасывает. Тело окаменевшее, неповоротливое срывается, ведомое паникой, ноги заплетаются и совершенно не слушаются – несут, вяжутся, словно нити, через раз касаясь земли. Почти падаю, но крепкая рука тащит, несет за собой вперед. Он кричит:

– Быстрее! Давай же…

Сиплое дыхание, рваные движения. Я смотрю, но не вижу – мир вокруг трясется, смазывается в быстром движении, очертания и силуэты, словно тени в мутной воде, круги и рябь мучают мой желудок. Меня мутит. Вокруг много серых пятен, их движения хаотичны, и они истерично взвизгивают. Мое дыхание тяжелеет. Человек впереди очень торопится. Серые пятна становятся громче. Поднимаю голову и смотрю вправо, щурюсь, чтобы сфокусироваться, но тут обзор закрывает еще один человек. Он бежит с нами. Или туда же, куда и мы… Запинаюсь. Серые пятна все громче, и я узнаю в манере их голосов что-то знакомое, но в голове туман и жуткое месиво из обрывков снов, памяти, реальности и внутренних ощущений, не дает мысли оформить окончательный образ.

Спотыкаюсь. Матерюсь. Спотыкаюсь снова.

Лестница.

– Поднимай н-ноги! – выплевывает человек впереди.

Тащу вверх чугунные ступни. Одно из серых пятен резко вырывается вперед и бросается в нашу сторону. Человек справа от меня пинает пятно, и оно начинает пронзительно скулить.

– Открыто? – кричит человек впереди.

Это не мне. Откуда далеко раздается ответ, которого я не понимаю, но мы все еще поднимаемся вверх и вперед.

Грохот, лязг и какой-то слабый звон.

Внезапно становится темнее. Звуки шагов из глухих превращаются в звонкий топот, множащийся, отражающийся. Позади – грохот и стеклянно-металлический звон.

Моя рука освобождается, и я останавливаюсь. Сгибаюсь пополам, верчу головой и упрямо мычу. Тело мгновенно покрывается ледяной испариной, нутро сжимается и все, что есть во мне, собирается наружу. Где-то позади – гремит и лязгает, лают людские голоса. Голова кружится, и я дышу сквозь сжатые зубы. Пол под ногами идет волной, закручивается воронкой. Вдалеке возня и гам. Я дышу. Дышу. В голове – карусель, тело наполняется ватой и начинает дрожать под собственным весом. Руки – ледяные, мокрые – к лицу. Только бы не упасть в обморок. Где-то за спиной гомон и скрежет. Вдох – выдох, вдох – выдох… Мир замедляется, выравнивается. Медленно, осторожно мир обретает четкие контуры и былую твердь. Вдох – выдох. Гомон превращается в громкой диалог – кто-то спрашивает, кто-то отвечает и спрашивает следом. Я тру глаза. Там, вдалеке, люди больше не кричат, не ругаются – они задают вопросы, и, судя по всему, их все становится очень много.