Когда солнце начало медленно опускаться за горизонт, отбрасывая длинные тени на зеленые поля, окружающие поместье Белова, на извилистой дорожке, ведущей к парадному входу, появилась карета. Изнутри донеслись звуки смеха и веселой беседы, возвещая о прибытии веселой компании – спутников Льва Николаевича. Среди них был князь Владимир Федорович Лосев, мужчина среднего роста с впечатляющими усами, которые на концах вились, как две игривые змейки. Его жена, Агафья Прокофьевна, возвышалась рядом с ним – поразительная фигура, увенчанная волосами, красными, как самое яростное осеннее пламя. Внимательно следили Ипполит Матвеевич, купец, чье присутствие было настолько внушительным, насколько позволял его обхват, и его очаровательная приемная дочь Елена Макаровна – хрупкой девочке, которой недавно исполнилось тринадцать, облаченной в мрачный черный наряд, который противоречил ее молодости. Дверь широко распахнулась, и на пороге появился сам Лев Николаевич – его лицо озарилось восторгом при их появлении.

«Наконец-то вы пришли!» – восторженно воскликнул он.

«Входите! Устраивайтесь поудобнее!

Он позвал Марфу, свою всегда послушную служанку.

«Марфа! А теперь быстро! Накрывай на стол!»

Быстрыми шагами, эхом разносящимися по коридорам поместья Беловых, Марфа и Лиза выбежали из кухни с блюдами, ломящимися от кулинарных изысков: аппетитный борщ, исходящий паром в фарфоровых мисках; сочная жареная утка, блестящая под густой подливкой; фаршированные цыплята, источающие аромат; и великолепная осетрина, запеченная до совершенства – все это дополнялось несколькими бутылками изысканного вина, которое, казалось, особенно понравилось взыскательному вкусу князя Владимира. Когда они расположились вокруг большого обеденного стола, накрытого хрустящей скатертью и украшенного столовым серебром, сверкающим, как звезды на бархатном ночном небе, Агафья Прокофьевна выжидающе огляделась.

«А где твоя дорогая жена?» – ласково поинтересовалась она.

«Она скоро присоединится к нам», – ответил Лев Николаевич как раз в тот момент, когда сверху спустилась Софья Дмитриевна – ее покрасневшие глаза выдавали эмоциональную бурю в ее сердце.

Ее сопровождала Александра, которая предложила свою нежную поддержку.

«Что случилось?» – спросила Агафья Прокофьевна, заметив растрепанное состояние Софьи.

«Так ничего», – последовал слабый ответ Софьи, но он прозвучал пустым среди такого праздничного веселья.

«В самом деле? Ты плакала!» – заявил Ипполит Матвеевич достаточно громко, чтобы разом заглушить всю болтовню.

Неловкое напряжение наполнило воздух, когда Владимир Федорович резко вмешался:

«Я узнал кое-что весьма неприятное относительно ваших неосторожных отношений с мадемуазель Роше!»

За столом раздавались вздохи, подобные фейерверкам в канун Нового года – каждое слово разжигало пламя негодования среди собравшихся друзей.

«Это правда? Ты предал ее доверие?» – недоверчиво крикнула Агафья Прокофьевна в сторону Льва Николаевича, в то время как Ипполит Матвеевич прямо осудил его: «Подлый предатель!».

Атмосфера ощутимо изменилась, превратившись в атмосферу обвинений и возмущения; голоса звучали громче, чем раньше, пока не превратились в какофонию, заглушающую любое подобие вежливости или радости, которыми ранее делились за приготовлением ужина. Софья снова поддалась слезам, которые свободно текли по ее щекам, в то время как Агафья пыталась утешить ее среди этого хаоса – «Не бойся, дорогая», – нежно прошептала она, даже когда страсти разгорались вокруг них, как неконтролируемые лесные пожары. Невинно попавшая в эту бурю маленькая Елена крепко прижалась к Александре, ища убежища от гневных слов, небрежно брошенных повсюду, как камни, предназначенные для того, чтобы ранить сердца, а не чинить их.