Иногда она просыпалась среди ночи и спрашивала себя: как же ей жить дальше? Зачем? И как такое могло случиться, что сначала ее покинула мама, а потом исчез тот, которого она любила больше всего на свете?

Мама. Она всегда была рядом, всегда дышала, смеялась, ходила где-то тут, поблизости, она была словно частью Кати, к ней всегда можно было подойти и о чем-нибудь попросить, что-то рассказать, о чем-то спросить, позвонить ей, наконец, на работу, если ее не оказывалось дома. Утром Катя получала чашку какао из маминых рук, тарелку каши (в семье Бантышевых все любили молочные каши), мамин голос звенел по всей квартире, она присутствовала словно одновременно во всех комнатах, повсюду мелькал ее халатик или так шедший ей голубой свитер… Даже в ту тяжелую пору, когда Катя поняла, что отец изменяет матери, мама делала вид, что в семье ничего не происходит, на лице ее была улыбка, хотя и вымученная, болезненная… Что поделать, словно читалось в ее взгляде, обращенном к дочери, рано или поздно это случается почти во всех семьях, где мужчине становится скучно и его тянет на подвиги. Тень Исабель появилась на пороге, как тень безжалостной старухи с косой, хотя это и была тень молодой и красивой девки-авантюристки, выдающей себя за полукровку-испанку. Связь отца с другой женщиной невозможно было скрыть: время от времени отец показывался с Исабель на каких-то вечеринках, в театрах, словно ему и в голову не приходило, что их могут заметить и передать жене. Не может быть, думала Катя, чтобы отец был настолько жестоким, чтобы хотя бы не стараться скрыть свою любовницу. Неужели он совсем ослеп от своей страсти, или же эта мерзавка нарочно водит его по таким местам, где бы их могли увидеть вместе и доложить жене?

То, что Исабель положила глаз на отца как на потенциального мужа, Катя узнала из вторых рук: подружка Исабель оказалась дружна с подругой мамы, женщиной, которая, прознав про это, сочла своим долгом рассказать обо всем брошенной жене, жертве. Вечером того же дня мама зашла в комнату к Кате, села на диван, сложила покорно руки на коленях и, опустив голову, заплакала. Сказала сквозь слезы:

– Твой папа, Катя, встречается с женщиной, которая собирается выйти за него замуж. Это означает, что не сегодня-завтра он заявит мне о разводе… Но я не хочу развода. Я все это время терпела, надеялась, что он просто увлекся этой девицей, что пройдет какое-то время, и он ко мне вернется… Скажу тебе, мне было нелегко терпеть в нашем доме пусть и невидимое, но все равно присутствие чужой женщины. И теперь я просто не знаю, что мне делать… Если он любит Исабель, пусть уходит к ней, а меня оставит в покое… Пусть убирается вместе со своими вещами, компьютерами, машинами… Мне будет достаточно нашей квартиры. Но если он не любит ее и просто идет у нее на поводу, как слабый человек, то я должна буду ему помочь открыть глаза на эту псевдоиспанку…

– Мама, но ты же тоже не любишь папу. Ты совершенно не обращаешь на него внимани. Ты словно живешь какой-то своей, обособленной жизнью, думаешь, это не заметно? У тебя отсутствующий вид, ты не следишь, наконец, за собой… Посмотри на себя в зеркало, на кого ты стала похожа! Ты возвращаешься с работы позже всех, даже позже папы, причем у тебя такой вид, словно ты разгружала вагоны…

– А как, ты думаешь, должна выглядеть женщина, которую бросил муж? Радоваться жизни? Наряжаться, краситься и постоянно улыбаться? И вообще, Катя, разве я не улыбаюсь тебе?

– Улыбаешься, хотя это с трудом можно назвать улыбкой…

Катя потом, после того как мамы не стало, не могла простить себе этого разговора, этих беспочвенных упреков. Как она могла упрекнуть маму в нелюбви к отцу, когда она ничего об этом не знала! Мама страдала, болела своим несчастьем, у нее и перитонит-то случился, скорее всего, на нервной почве, а Катя, единственный близкий ей человек, посмела упрекнуть ее в том, что она не следит за собой… Если бы она тогда понимала, что происходит с брошенной женщиной, как она страдает, как мир меркнет вокруг, когда исчезает мужчина, которого любишь! Даже если он просто не звонит, не дает о себе знать – время останавливается, и минуты превращаются в часы, а то и в сутки… Пропадает аппетит, и все тебя раздражает… Ты все понимаешь, что должна встать и пойти в ванную, принять душ, вымыть волосы и привести их в порядок, накраситься и придать своему лицу выражение если не счастья, то хотя бы умиротворения, ведь ничего же особенного не случилось, ну не позвонил тот, кого ты ждешь и о котором постоянно думаешь, но мир-то не перевернулся, не война же, не землетрясение… Ты понимаешь, но ничего не делаешь, продолжаешь лежать пластом на кровати, прислушиваясь к звукам на лестнице: не хлопнула ли дверца лифта, не слышно ли звука близких шагов… Хотя она не представляла себе, что могло бы такого произойти, чтобы мужчина, от голоса которого у нее начинало мутиться в голове, сам пришел к ней и позвонил в дверь… Никогда еще его не было у нее дома. Его не видел никто: ни мама, ни отец… Хотя и знали, что у нее появился парень. Парень! Да он взрослый мужчина, намного старше ее, и красивый до умопомрачения, до судорог… При взгляде на него она начинала всегда говорить разные глупости, а то и просто нести всякий бред… Она не понимала, что с ней происходит. Она любила его как-то очень нехорошо, сильно, отдавая этой любви все свои силы без остатка и не получая взамен ничего, кроме вежливых знаков внимания… Он даже не целовал ее, объясняя свое воздержание тем, что видит в ней, в Кате, ангела… Нетронутого, чистого, непорочного… Катя проклинала в такие минуты свою девственность и свое неумение держаться с мужчиной.