…Генерал Марков кинул папаху на стул и устало, не снимая сапог, повалился на скрипящий диван, прикрыл глаза – он не спал уже двое суток и заснул прямо на Военном совете, с которого только что и вернулся. Слабый свет от керосинки едва освещал его бледно-зеленое от усталости лицо. Офицеры с измученными и давно не бритыми лицами с тревогой смотрели на своего командира. Всегда энергичный и не терявший присутствия духа под самым жестоким огнем противника, сейчас он выглядел подавленным. Через минуту Марков открыл глаза, в них уже не было привычной уверенности, он как-то безнадежно махнул рукой и произнес:

– Наденьте чистое белье, у кого есть. Будем штурмовать Екатеринодар, Екатеринодара не возьмем, а если и возьмем, то погибнем.

А в это время в белом фермерском здании – штабе Добровольческой армии – остались двое: генералы Корнилов и Деникин – Главнокомандующий и его заместитель. Корнилов, как и Марков, выглядел подавленным, перед его глазами все еще стояло лицо убитого несколько часов назад полковника Митрофана Неженцева – личного друга. Стройный и тонкий, в изорванной штыками черкеске, с тускло сверкающим на груди Георгиевским крестом. Русский офицер, убитый русскими солдатами. А сквозь покрытое свинцовыми тучами серое небо, тяжелым покрывалом нависшее над Екатеринодаром, можно было видеть кровавую пасть Ваала, омерзительный оскал его желтых зубов и обезьянью усмешку. Ненавистная ему Россия сходила с ума, срубая с церквей кресты и вскрывая мощи святых, русские люди самозабвенно и с диким остервенением убивали друг друга, а потом глумились над трупами поверженных врагов (впрочем, больше, чем белые, глумились красные – ведь именно они и были слугами Ваала).

Корнилов вспомнил, как перекрестил еще не остывшее тело Неженцева и поцеловал его в лоб. С тех пор никто не видел улыбки на лице Главнокомандующего. Было ощущение, что он ждет и желает смерти. Во всяком случае, на предложение перенести штаб в какое-нибудь другое здание отговаривался неопределенно:

– После, после…

А красные уже пристрелялись, изрыв воронками все вокруг фермы…

Сумрак накрыл станицу Ольгинскую, где размещался штаб Добровольческой армии. Несколько минут генералы сидели в тишине, погруженные в свои мысли, было слышно, как Корнилов барабанит пальцем по столу – характерный жест Главнокомандующего. Наконец Деникин спросил:

– Лавр Георгиевич, почему вы так непреклонны в намерении штурмовать Екатеринодар?

– Нет другого выхода, Антон Иванович. Если не возьмем город, то мне останется пустить себе пулю в лоб.

Деникин и не ожидал другого ответа, ему тоже казалось, что Корнилов не просто ждет – ищет смерти. Нужно было найти какие-то слова, чтобы переломить его настроение. Как всегда, спокойно и не торопясь, он произнес:

– Этого вы не можете сделать, ведь тогда остались бы брошенными тысячи жизней. Отчего же нам не оторваться от Екатеринодара, чтобы действительно отдохнуть, устроиться и скомбинировать новую операцию. Ведь в случае неудачи штурма отступить нам едва ли удастся.

Корнилов пристально посмотрел на Деникина и быстро ответил:

– Вы выведете…

Деникин резко встал, начал возражать, что с гибелью Главнокомандующего армия будет обречена на гибель, но тут вошел адъютант Корнилова, и разговор пришлось прекратить.

На следующий день Корнилов был убит – красные пристрелялись-таки по белому зданию фермы, и снаряд попал в нее в тот момент, когда в доме находился Главнокомандующий. Армию – этот тяжкий крест – принял Деникин. (По материалам книги А.И. Деникина «Поход и смерть генерала Корнилова».)

Слова Корнилова оказались пророческими: искусно маневрируя, новый командарм сделал практически невозможное – он вывел, с несомненной помощью Божией, добровольцев из окружения. Под его руководством белые освободили Северный Кавказ, спасли находившийся на грани крушения Донской фронт (уставшие от войны и распропагандированные большевиками казаки не хотели сражаться).