На последнем курсе университета Вальтер увлекся восточной культурой и религиями, получил соответствующую специализацию, но прежде чем серьезно заняться наукой, решил испытать себя и пожить некоторое время уединенно в природной среде. Оказалось, что сделать это в Германии возможно лишь в чьих-то охотничьих угодьях, на лесном кордоне, исполняя обязанности егеря. Так он попал в заповедное местечко Брутхоф, принадлежащее тогда некому бывшему вельможному чиновнику Веймарской республики и впоследствии переданное Герингу. Одинокая жизнь в лесу Вальтера вполне устраивала, он освоил искусство следопыта, обеспечивая успешную охоту на оленей и кабанов его многочисленным гостям. Но это случалось редко, все остальное время он был представлен сам себе и мог делать все, что угодно. Он построил себе хижину в глухом лесу и стал вести образ жизни, подражая традициям буддийских отшельнических монастырей. Он носил одежды, которые сам шил из шкур животных, питался лишь тем, что мог добыть без помощи какого-либо оружия, испытывал себя холодом и голодом. И открыл для себя удивительное состояние просветления от аскезы, когда суета вокруг замерзает до самого дна, и сквозь этот лед отчетливо проступает истинная цель – во имя чего и ради чего следует жить.

Тут-то молодого егеря и ученого естествоиспытателя заметил Рудольф Гесс, бывший однажды на охоте. Одна ночь, проведенная у костра в беседах и спорах, решила судьбу Вальтера. Но прежде чем возглавить экспедицию на Тибет, потребовалось восемь долгих лет учебы и скитаний по восточному миру. И где бы он ни был, всегда помнил свою колыбель – дубовые леса в Брутхофе, и мечтал после победы когда-нибудь вернуться туда и уже поселиться навсегда.

На Тибете Вальтера приняли дружелюбно всего лишь в трех монастырях; в других встречали холодно или вовсе враждебно, хотя связь между ними была, и монахи отлично знали, кто и зачем к ним пришел. Сказывалось влияние коммунистического Китая, который нагло вмешивался в жизнь Тибета. Вальтер не рассчитывал на легкий успех, и как всякий странствующий монах брел дальше, без уныния и обид, если получал отказ от взаимодействия. И постепенно складывалось чувство, что этот народ в горах рождается и живет лишь для того, чтобы служить даже не богу – философии, как науке и бесконечно самосовершенствоваться, а светская жизнь для них кажется убогой, низменной и не нужной.

Достаточно глубоко изучив праджню-парамиту – концептуальное учение буддизма и его философию, проникнув во многие тайны существования восточных религий, он никак не мог избавиться от европейского образа мышления и принять их манеру поведения. Но самое главное осознать, зачем эти высокообразованные, мудрые люди живут на свете, что движет их жизнелюбием, веселостью и простотой, иногда доходящей до детскости состояния, как у высокопоставленных чинов СС? С последними было все понятно, для них во главе угла стояло ощущение собственной власти, которой они упивались по своему неразумению, и что говорило о подростковости их психологии. Но что вдохновляло монахов в затерянных горных обителях, дабы радоваться жизни так, как радуются ей бессмертные?

Эти вопросы Вальтер задавал себе, пока не оказался у совсем дряхлого, немощного настоятеля отшельнического пещерного дацана, расположенного выше границы снегов. Там и было-то всего около десятка насельников, причем, таких же старых и не приветливых. Однако странник был приглашен в ледяную келью ламы, где сам он сидел на каменном полу в какой-то вялой полудремной нирване и почти не реагировал на окружающую реальность. Соблюдая общую канву ритуалов, Вальтер сел напротив и, пожалуй, битый час рассказывал о Германии, истории народа, его стремлениях и воззрениях, чувствуя, что говорит в пустоту. Наконец, настоятель будто очнулся, увидел посланника и долго, не мигая, смотрел на него, так что Вальтер ощущал желание съежиться, сжаться, чтобы стать неуязвимым. Потом без всяких просьб и команд в келью вошел послушник и подтащил к старцу тяжелый каменный сундук на деревянных полозьях. Подняв крышку, он извлек каменное изваяние Махакалы, загадочного божества Великого Времени, поставил перед гостем и удалился.