У семафора гремит крепкая бранная размолвка путейцев в оранжевых жилетах. Врубив громкоговоритель, дежурная вокзала стальным механическим голосом сообщает вокзальные новости, объясняет правила поведения на перроне, объявляет посадку пассажиров, ищет потерявшихся людей и опаздывающие по расписанию составы. То и дело звенят специальные гудки, извещающие о прибытии очередного локомотива. Креозотный запах шпал и мазута перемешивается с едва уловимым запашком общественного туалета. Жизнь бурлит! Страна «Железнодорожный вокзал»!

***

Не мудрствуя лукаво, мы с Тёмычем продрались к окошкам касс пригородного сообщения. Купим билетики, а там можно и подождать. За рюмкой чая. Времени на вокзальных ходиках – без половинки полночь, а отправление наше аж в час ноль пять. Есть время пообщаться и подурковать.

– Чё ни говори, Валерьич, а привокзальные котлетки по-киевски почему-то особенно ароматные и вкусные, – запихивая в рот аппетитный куриный ломтик, почавкивал я. – Романтика командировочной жизни, что ли?

– Ну да, она самая, – единым махом отправляя обречённую котлетку в рот, прошамкал Тёма. – Романтика! Вокзальное обоняние. А если ещё и под полтинничек, а? Ну, в смысле, для куражу! – Тёмыч загадочно оглянулся по сторонам и чего-то там пошарил у себя за пазухой.

Я с любопытством покосился на друга.

– Да ладно, Валерьич! Ты что, пузырь с собой зацепил?

– А то-о-о! – хитро блеснул глазами Тёма. – Как грицца, и котлетки, и к котлетке! Чин-чинарём, короче. Не покупать же тут, втридорога.

Я улыбнулся и тут же поморщился.

– Блин, Тёмыч… может ну его, в поездку за стакан хвататься, – робко начал я выделываться. – Потом хуже будет. Я уже давно приметил, как только мы с тобой гульнём, так сразу что-то и приключается. Вот увидишь! Чего-нибудь замочим, отвечаю!

Тёма приосанился, вытянул из-за пазухи пол-литровую бутылку с водкой и торжественно припечатал её на стол.

– Да всё нормально будет, Николаич! Типа, в первый раз…

– …замочим, говорю тебе! Прошлый раз что было?

– Что-что…, – набубнявел Тёмыч. – Прошлый раз ты рассказывал про святые предания и заветы старцев. Ну, помнишь, про то, как алкогольное зловонище душу искривляет?

– Ага, помню. И после какой это было?

– Между первой и второй… бутылкой… Но мы же тогда моё повышение отмечали. Как без этого? Обычай.

– А дальше что было, помнишь?

– Ну, – замялся Тёма, – дальше мы открыли бутыль с солёными помидорами и из окна кухни на спор стали бросать их в проезжающие под подъездом иномарки. Кто промахнулся – тому лыкан.

– Ну и?

– Что «и»? Ни разу не промазали!

– Да, зато матюганов наслушались и под подъездом на следующий день два часа убирали. Кстати, про искривление души…

– Тьфу ты! – шутливо сплюнул Тёмыч. – Кури-и-иные трусы! Кто же меня за язык-то тянул? Насколько я помню, душу искривляют миллионы денег, бриллианты и дорогие автомобили… А у нас тут всего лишь невинные котлетки и малю-ю-юсенький такой пузырик…

– И деньги тоже, и эксклюзивные авто, и яхты, и пентхаусы, и прочая дребедень! Но дело не в том. Я после твоего повышения двое суток работать не мог, отлёживался. Всё думал, нужно было к старцам прислушаться.

– Николаич, с твоей стороны это прямо какое-то безобразие! – всплеснул руками Тёмыч. – Тут котлетка только провалилась… не успел насладиться, как уже душа изгибается!

– Искривляется… Это всё Система.

– Вот-вот, искривляется! Как загнёшь чего-нибудь, и всё не вовремя. А как же вокзальная романтика? Короче. Система системой, но ты давай, это, не выпендривайся. Прекращай ломаться, как две копейки в телефоне-автомате. И не тошни под руку! Предания… заветы старцев… Типа, никогда не квасили! Как будто по студенчеству, особенно после сессий, ни разу не искривляли! Поддержи компанию. Не порти командировочного возвышенного настроения! А? По чуть-чуть? Ну? По писюлику? Давай, бродяга! По протоколу даже полагается…