О заблуждениях страстей,

На место славного названья,

Твой друг оставит меж людей

И будет спать в земле безгласно

То сердце, где кипела кровь,

Где так безумно, так напрасно

С враждой боролася любовь,

Когда пред общим приговором

Ты смолкнешь, голову склоня,

И будет для тебя позором

Любовь безгрешная твоя, —

Того, кто страстью и пороком

Затмил твои младые дни,

Молю: язвительным упреком

Ты в оный час не помяни.

Но пред судом толпы лукавой

Скажи, что судит нас иной

И что прощать святое право

Страданьем куплено тобой.

1841

Sie liebten sich beide, doch keiner

Wollt'es dem andern gestehn.

Heine[4]

Они любили друг друга так долго и нежно,

С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!

Но, как враги, избегали признанья и встречи,

И были пусты и хладны их краткие речи.

Они расстались в безмолвном и гордом страданье

И милый образ во сне лишь порою видали.

И смерть пришла: наступило за гробом свиданье…

Но в мире новом друг друга они не узнали.

1841

Автопортрет в бурке был сделан Лермонтовым для В. А. Лопухиной и отослан вместе с поэмой «Демон» осенью 1838 г.

Публикуемый в нашем сборнике вариант поэмы «Демон» (так называемая шестая, лопухинская редакция) окончен 8 сентября 1838 года и тогда же отослан Варваре Александровне Лопухиной-Бахметевой. Копию Михаил Юрьевич заказал переписчику, но титульный лист сделал сам. Кроме того, поэт велел переписчику пропустить несколько строк после четверостишия: «Средь полей необозримых/ В небе ходят без следа / Облаков неуловимых / Волокнистые стада…» и эти пропущенные строки вписал в перебеленный каллиграфически текст сам, собственноручно, знакомым подруге юных дней почерком:

Час разлуки, час свиданья —

Им ни радость, ни печаль;

Им в грядущем нет желанья

И прошедшего не жаль.

В час томительный несчастья

Ты о них лишь вспомяни;

Будь к земному без участья

И беспечна как они.

Тем же почерком написано и обращенное к Варваре Александровне «Посвящение» (публикуется в конце поэмы), понятное лишь им двоим воспоминание о днях их первой юности, о зимнем предрождественском вечере, когда Мишель впервые прочитал милой соседке ранний вариант поэмы о Демоне, а потом и рисовал ее в костюме испанской монахини.

1838 года сентября 8 дня

Печальный Демон, дух изгнанья,

Летал над грешною землей,

И лучших дней воспоминанья

Пред ним теснилися толпой;

Тех дней, когда в жилище света

Блистал он, чистый херувим;

Когда бегущая комета

Улыбкой ласковой привета

Любила поменяться с ним;

Когда сквозь вечные туманы,

Познанья жадный, он следил

Кочующие караваны

В пространстве брошенных светил;

Когда он верил и любил,

Счастливый первенец творенья!

Не знал ни страха, ни сомненья,

И не грозил душе его

Веков бесплодных ряд унылый;

И много, много и всего

Припомнить не имел он силы!

С тех пор отверженный блуждал

В пустыне мира без приюта.

Вослед за веком век бежал,

Как за минутою минута,

Однообразной чередой.

Ничтожной властвуя землей,

Он сеял зло без наслажденья.

Нигде искусству своему

Он не встречал сопротивленья —

И зло наскучило ему!

И над вершинами Кавказа

Изгнанник рая пролетал:

Под ним Казбек, как грань алмаза,

Снегами вечными сиял;

И, глубоко внизу чернея,

Как трещина, жилище змея,

Вился излучистый Дарьял;

И Терек, прыгая, как львица

С косматой гривой на хребте,

Ревел и хищный зверь, и птица,

Кружась в лазурной высоте,

Глаголу вод его внимали;

И золотые облака

Из южных стран, издалека

Его на север провожали;

И скалы тесною толпой,

Таинственной дремоты полны,

Над ним склонялись головой,

Следя мелькающие волны;

И башни замков на скалах

Смотрели грозно сквозь туманы

У врат Кавказа на часах