Глупый вопрос. Мне ведь было без разницы – кто они друг другу, эти молоденькие и красивые дети. Ну, не совсем дети… Вернее, даже не дети, что уж там…

- Она моя сестра! – пленник снова начал буйствовать, пытаясь расшатать решетку и сорвать замок. - А ты - ведьма! Ты заманила нас сюда! Я сразу понял, что эта птица неспроста крутится возле нас!

Что он там болтал про птицу, я даже не пыталась понять. Меня порадовало, что охотник знал свое дело, и клетка не подалась ни на дюйм, а замок так и вовсе хранил очаровательную невозмутимость.

- Послушай, - юнец устал бестолково биться об решетку и сменил тактику, заговорив вкрадчиво. – Давай ты выпустишь меня, а я тебя не трону. И даже награжу. Щедро награжу.

- Чем же? – спросила я деловито, вспарывая корсаж платья девушки. Жаль роскошной ткани, но раненую надо было вымыть и избавить от грязной одежды.    

- Хочешь, заплачу серебром, - предложил юнец. – А хочешь – золотом. Хочешь золота?

- Кто ж его не хочет? – ответила я резонно. – Ну, давай свое золото. Но что-то я не заметила у тебя кошелька.

Слова попали в цель, потому что пленник замер, а потом принужденно засмеялся.

- С собой нет, - он старался говорить дружелюбно, но не мог скрыть, что его так и распирало от злобы. – Только если ты меня выпустишь, мои люди…

- Твои люди? – перебила я его. – И кто же ты такой, господин мой золотой? Не иначе, как принц.

- Нет, - ответил он тут же. – Я… я – сын лесничего.

- Девушка в платье, расшитом серебром, - сказала я насмешливо. – С каких это пор дети лесничих щеголяют в подобных нарядах? Скорее я поверю, что ты украл бедняжку Гретель у богатого отца или напел о любви, уговорив бежать.

- Ты глупая, как курица, - вскипел он, но тут же прикусил язык и добавил миролюбиво: - Наш отец – один из королевских лесничих. Я не лгу. Если ты сообщишь о нас…

- Ага, пойду прямо к королевскому двору, - закивала я. – Это – Брохль, мальчик. Тут до ближайшего города три дня пути.

- Я не мальчик! – огрызнулся он. – Я – мужчина.

- Я состарюсь, когда ты станешь мужчиной, - засмеялась я, вызвав у него  новый приступ бешенства.

Несколько минут он высказывал мне всё, что думает о моём уме, моей внешности, образе жизни и всех моих достоинствах. Достоинств у меня оказалось много, и пока юнец угомонился и замолчал, тяжело дыша, я уже вымыла Гретель, сменила под ней простынь и укутала. Теперь можно дожидаться маму. Она приедет, и раненую можно будет увезти в Брохль, а там передать на руки лекарю.

- Есть хочешь? – спросила я у своего пленника, и только теперь поняла, как проголодалась сама. Дынные цукаты совсем не утолили голода, и теперь мне мечталось о вкусной яичной кашке.

Несколько минут я с удовольствием наблюдала, как в спесивом юнце борются гордость и желание поесть, а потом достала из ларя несколько пряников, которые вылеживались там к следующей ярмарке.

- Возьми, - я предусмотрительно протянула ему пряник, наколов на лучинку, чтобы не схватил меня за руку. – Пока растоплю печь и пока приготовлю, пройдет время.

Он посмотрел на меня с ненавистью, но пряник взял и начал его с отвращением жевать. Я тоже взяла пряник и принялась растапливать печь.

- Как тебя зовут? – спросила я, укладывая в растопку лучинки. Спросила только для того, чтобы что-то спросить. Мне было совершенно не интересно его имя. Приедет мама, и мы сразу отправим незваных гостей в Брохль. Таким дикарям не место в приличном доме.

- Зачем спрашиваешь? – хмуро осведомился юнец, проглотив пряник в несколько секунд. – Что с Гретель?

- Кровь я остановила, повязку сделала. Теперь нам остается только ждать.