– Ждать?! – он так и взвился. – Ополоумела, ведьма деревенская?! Немедленно сообщи!..

Я переждала, пока он закончил орать и замолчал, переводя дыхание, а потом сказала:

– Не лопни от натуги, малыш. А если скажешь еще хоть одно обидное слово, я тебя на жаркое пущу.

– Ты спятила?! – он уставился на меня, сквозь прутья решетки.

– Нет, – я пожала плечами и протянула ему еще один пряник на лучинке. – Откормлю тебя, а потом зажарю и съем.

Мои слова произвели впечатление, потому что юнец закашлялся, чуть не подавившись.

– А что? – я удивленно приподняла брови. – Ведь так поступают все ведьмы. Едят нахальных, избалованных никчемных мальчишек, которые шляются по лесам без папочки и мамочки.

– Я тебе язык отрежу, язва, – пообещал он, продолжая уписывать пряник, а потом потребовал:  – Дай еще. И воды.

– Тебе бы крапивкой, да по голому заду дать, – ответила я, но протянула ему еще пряник. – Отойди к стенке, я поставлю тебе воды.

Он послушался и отошел, а я быстро поставила возле решетки кружку с родниковой водой. Настоящей. Которая была вовсе не в ведре, а в кувшине.

Юнец напился, поел, посмотрел на сестру, грудь которой ровно поднималась и опускалась, и заметно подобрел. Вернее – перестал меня оскорблять. Хотя, кто знает – может, его испугала перспектива быть съеденным.

– Ты кто такая? – приступил он к расспросам. – Почему живешь в лесу? Как твое имя и кто твои родители?

– Назовись-ка сам сначала.

Он помялся, а потом сказал:

– Меня зовут Иоганнес.

– Имя больше тебя, – я не удержалась, чтобы не поддеть его.

Конечно, он был слишком рослым для своего возраста. Ему лет пятнадцать, наверное. Я окинула парня взглядом, пытаясь определить, сколько ему лет.

– Что вытаращилась? – тут же нагрубил он.

– Нет, – задумчиво сказала я. – Не Иоганнес. Гензель – как раз твой размер.

Он заскрипел зубами, но сдержался, хотя на языке у него, скорее всего, вертелось с десяток ответных оскорблений.

– А как тебя зовут? – напомнил он.

– А зачем тебе? – фыркнула я. – Мое имя слишком незначительно, чтобы знать его сыну королевского лесничего.

Он хотел что-то сказать, но передумал и пробормотал:

– И в самом деле, незачем.

– Как получилось, что в девушку попала стрела? – спросила я. – Это разбойники?

Что-то я не слышала про разбойников в окрестностях Брохля, но всякое бывает. На душе заскребло, когда я вспомнила о маме – она всегда ездила по лесной дороге в одиночку…

– Нет, не разбойники, – как-то слишком быстро ответил Иоганнес. – Это… это был несчастный случай.

– Ты попал в нее стрелой? – сказала я укоризненно. – Малыш, да кто же тебе арбалет доверил?

– Помолчи! – огрызнулся он.

То, что он не стал оправдываться, еще больше уверило меня, что именно его неловкость и была причиной ранения. Бестолковый, грубый, напыщенный юнец. И зачем таких несет в лес? Сидели бы у себя дома, под крылышком у заботливой мамочки и строгого папочки.

Я разбила в миску несколько яиц, взболтала, сдобрила топленым маслом и отправила готовиться, а потом перебрала горстку крупы, промыла ее, ссыпала в кастрюльку, сдобрила душистыми листьями и корешками из маминых запасов и бросила туда же последний кусочек вяленого мяса. Если девушка придет в себя, то питательный бульон – вот что нужно тому, кто потерял много крови.

– Эй, головешка! – позвал меня пленник.

Очаровательное прозвище – как раз ударил по больному месту. Я постаралась не показать, как меня обидело подобное сравнение, и не ответила, продолжая колдовать у печи, мурлыча под нос песенку.

– Ладно, не злись, – примирительно сказал Иоганнес. – Мне по нужде надо. Выпусти, будь добра.