В районе Нового Арбата автомобиль свернул налево, в один из переулков, зажатый между высотными домами, и встал у шестиэтажного особняка прошлого века с вычурными эркерами. Наступила оттепель, с крыш капало, небо было низким и туманным.

Орлов выключил фары, оба вышли из машины и проследовали в крайний подъезд. По широкому пролету чугунной лестницы поднялись на гранитную площадку второго этажа, куда выходили две высокие обитые дерматином двери.

Филатов нажал медную кнопку звонка на правой, внутри несколько раз звякнуло.

Через минуту одна створка отворилась, за ней в махровом халате и шлепанцах горбился Увалов.

– Проходите, ребята, – сказал он больным голосом и пошаркал в глубину квартиры. Сняв в прихожей верхнюю одежду, гости уселись в кресла, а хозяин, кривясь, прилег на тахту и рассказал следующее.

Джуна была одной из его приятельниц и жила в соседнем подъезде, имея там обширные апартаменты. Вечером, когда отставник вернулся домой с очередной партийной встречи, по телефону пригласила его в гости. Мол, познакомлю с интересными людьми.

Ими оказались несколько атаманов с Дона (казачество входило в моду), заехавших выразить «ассирийской царице» свое почтение. Стол ломился от цимлянского и всяческих закусок, провозглашая очередной тост, сыны степей дружно орали: «Любо!»

Затем хозяйка на время отлучилась, а между гостями возник конфликт. Пришедший отказался пить за Ельцина, поскольку был непримиримый коммунист, старший из атаманов сгреб его за грудки, и завязалась драка. На шум поспешил охранник Джуны и, не разобравшись в обстановке, вырубил Увалова несколькими ударами.

– Очнулся я уже на улице, – продолжил Анатолий, – встал, кое-как добрел до своего подъезда, поднялся в квартиру и вызвал «Скорую». Фельдшер установил переломы двух ребер и предложил госпитализацию, я отказался. Бывало и хуже. Тот сделал укол, отметку в журнале и уехал, после чего я позвонил в милицию, она тут рядом.

Приехали капитан с сержантом, стали разбираться. Но когда узнали, что все случилось в квартире Джуны, заявление принять отказались. Мол, это бытовая ссора, сами разбирайтесь, в крайнем случае – обращайтесь в суд. Когда же я стал настаивать, капитан сказал: «Сбавь обороты, папаша. А то посадим в обезьянник». Это же беспредел, ребята, – тяжело закашлялся Увалов.

Орлов налил и протянул ему стакан воды из стоявшей рядом на тумбочке бутылки, Увалов, выпив, вернул и промокнул лоб влажным полотенцем.

Филатов с минуту молчал, принимая решение, а затем спросил:

– Где у тебя телефон, Толя?

– На кухне, на подоконнике.

Тот встал с кресла и вышел, прикрыв за собой дверь. Через несколько минут вернулся, снова сел:

– Щас приедут.

Вскоре действительно нарисовались двое: заместитель начальника УВД Москвы, полковник, а с ним бледный майор, начальник отделения на Арбате. Они извинились за действия своих сотрудников, после чего майор лично принял заявление. Когда уехали, Филатов наклонился к Увалову:

– Может, Толя, мы все-таки отправим тебя в больницу?

– Нет, мне уже лучше, – бледно улыбнулся тот. – Спасибо, ребята, вы настоящие друзья.

– Обойдемся без высоких фраз, – хмыкнул Орлов.

– И поменьше общайся с политиками и астрологами, – добавил Филатов. – Кстати, а где твои? Ни жены, ни сына?

– Жена на симпозиуме в Польше, а Олег на спортивных сборах.

Распрощавшись, оба покинули квартиру, спустились вниз по лестнице и вышли из подъезда. На дворе стояла ночь, фонари горели ярче, со стороны театра Вахтангова доносилась песня.

Ах, Арбат, мой Арбат, ты – мое призвание,
Ты – и радость моя, и моя беда,

– под гитарные переборы грустил уличный бард.