Черешни, черники,
    Вишни, груши, малины.
Из замка Февэннедд
    Я взирал, онемев,
На дивное войско
    Трав и дерев.
Отречься от счастья
    Судьба им велит,
Превратившись в магический
    Алфавит.
Сие чудо исторгло
    У ратников стон:
«Уж не начал ли снова
    Войну Гвидион?»
Разгорелись две битвы:
    У корней языка
И глубоко в мозгу.
    Чья победа близка?
Ольху – нет ей равных —
    Не устрашить,
Ива, рябина
    Медлят в битву вступить.
Остролист не отступит
    В бою ни на шаг;
Шипами его
    Поражен грозный враг.
Дуб только шагнет —
    И дрожит небосвод.
Повсюду зовется
    Он «стражем ворот».
И плющ, и утесник —
    Крепкий воинам щит.
Орешник-судья
    Судьбы брани вершит.
Необузданна пихта,
    Ясень в битве жесток.
Один остановит
    Вражьей рати поток.
Как знати пристало,
    Береза на бой
Явилась последней,
    Не спеша стала в строй.
У вереска тополь
    Утешенья просил,
От ран изнемог он,
    Лишившийся сил.
Тополя-братья
    Как один сметены
Сталью холодной
    И вихрем войны.
Средь вязов-дружинников
    На врага виноград
Бросается яро,
    Увенчан стократ.
Прославились в битвах
    Терн, чьи горьки плоды,
И боярышник, сходный с ним,
    Вестник беды.
Тростник быстроногий,
    Ракитник, его чада,
И дрок, прежде буйный,
    А ныне – отрада.
Наделявший приданым
    Тис стоял в стороне,
С бузиною, что долго
    Не сгорает в огне,
И с яблоней дикой
    В тени под скалой —
Из «Песни о Мэлдерве»
    Насмешницей злой.
Робеют, в укрытье
    Таясь дотемна,
Жимолость, бирючина
    И с ними сосна.
Хоть со мной не считались —
    Так я был мал, —
Я в битве деревьев
    Славу снискал.

Глава третья

Пес, олень и чибис

Наиболее полно, хотя чибис там и не упомянут, исходный вариант «Битвы деревьев» изложен в «Мивировых древностях». Это совершенный образец загадочной в своем лаконизме мифографии, запечатлевший, по-видимому, наиболее важное событие в религиозной жизни дохристианской Британии:

«Вот энглины [эпиграмматические стихи], что были пропеты во время Кад Годдай, битвы деревьев, или, как некоторые именуют ее, Кад Ахрен, случившейся из-за белого оленя и пса; а пришли они из Аннуна [потустороннего мира], и привел их Аматон ап Дон. И посему стали биться Аматон ап Дон и Араун, владыка Аннуна. И сражался в той битве муж, коего нельзя было одолеть на поле брани, пока неизвестным оставалось его имя. А на противной стороне билась жена по имени Ахрен [ «Деревья»], и, пока неизвестным оставалось ее имя, над ее войском нельзя было взять верх. А Гвидион ап Дон отгадал имя мужчины и пропел два энглина, которые мы тут и приводим:

Не споткнется мой конь, коего я пришпориваю;
Длинными ветками ольхи украшен твой щит,
Браном зовешься ты, Браном сияющих ветвей.
Не споткнется мой конь, несущий меня на битву:
Длинные ветви ольхи – в руке твоей:
Ты Бран, судя по ветви, что ты держишь, —
Аматон Добрый победил».

Сюжеты, подобные отгадыванию имени Брана, хорошо известны антропологам. В древности, если тайное имя бога становилось явным, враги его народа могли воспользоваться им, чтобы творить с его помощью против него злокозненное колдовство. У римлян существовал известный как elicio (выманивание) обычай узнавать тайные имена богов тех народов, с которыми они воевали, и соблазнительными посулами зазывать их в Рим. Иосиф Флавий в сочинении «Против Апиона»[50] приводит описание подобного магического ритуала, совершенного в Иерусалиме во II в. до н. э. по настоянию царя Александра Янная Маккавея; призывали же бога едомитян в облике осла, почитаемого в Доре, неподалеку от Хеврона. Тит Ливий («История Рима от основания города», V, 21) излагает заклинание, посредством коего надеялись привлечь Юнону Вейскую в Рим