Бросилась в глаза ещё одна частность белорусских монументов – изображения рук. Это — усталые, рабочие руки; вены и сухожилия подчёркиваются. Такая деталь, кажется, указывает на самоидентификацию белорусов: народ-труженик, народ-пахарь.

Кстати, подобная интерпретация встречается не только в скульптуре, но и в других видах искусства.

В Полоцке много не только монументов и соборов, но и разного рода пирожковых заведений. Местные вооружённые силы испытывают жаркую страсть к продукции городских кулинарий, как то: булочкам, пирожкам, пиццам и прочей «нечисти». Очереди из защитников Родины часто можно встретить у прилавков подобных организаций.

Он относится к числу древнейших в Беларуси. Монастырь, как уже говорилось, находится несколько в стороне от главных достопримечательностей Полоцка. Необходимо идти по улице Евфросиньи Полоцкой приблизительно двадцать минут, если считать от памятника Всеславу, то есть, соблюдая хронологию, двигаться от дедушки к внучке. Узкая улочка с уютными домиками, по крышу утопающими в яблонях и березах, настроит на восприятие того, что ожидает в монастыре.

Он – небольшой. В архитектурном смысле центром его является, конечно, Спасо-Преображенская церковь, и, если мысленно убрать некоторые другие постройки, то весь комплекс ощутимо не пострадает. Страсть к гигантомании никогда не приводила к хорошему, и огромная высота здания вовсе не обуславливает его высокий художественный уровень. Имею в виду Крестовоздвиженский собор – достойное дитя архитектурного стиля рубежа XIX—XX веков. Единственное преимущество собора – то, что он является хорошим ориентиром. Это же можно отметить касательно звонницы, заключающей прихожан в свои псевдорусские объятья при входе в монастырь.

Итак, главное в монастыре – Спасо-Преображенская церковь, обессмертившая имя своего автора, зодчего Иоанна. Не буду описывать особенности конструкции постройки, это можно узнать в любом учебнике по истории древнерусской архитектуры. Скажу лишь, что церковь в архитектурно-художественном смысле оставляет позади себя многие современные ей постройки. Хотелось бы отметить другое – фрески. Пожалуй, нигде я не видел таких реалистических образов. Конечно, людям и в XII и в XIII веках жилось несладко, но я не предполагал, что настолько. Суровые взгляды сразу встречают у входа и не отпускают долгое время. Красно-зелёная гамма вводит в мир тяжёлых душевных переживаний и животрепещущих эмоций. Большие размеры фигур подчёркивают масштабность происходящего. Это настолько необычное христианство, что я даже засомневался: а христианство ли это вообще? Очень уж оно отдавало берёзовыми рощами и огороженными капищами. Впрочем, на заре своей жизни на Руси христианство (в его православном варианте), возможно, и было таким.

Спасо-Евфросиниевский монастырь – женский. А женщина даже в духовном звании остаётся женщиной. Поэтому в монастыре очень уютно и ухоженно; кошки накормлены, дорожки подметены, на окнах – занавески.

И вообще надо сказать, что женские монастыри всегда отличаются от мужских. Последние напоминают жилище холостяка: суп холодный, одежда не поглажена, – пусто, но честно.