(Е. Романов)

Поймал кот воробья и… стал мыться. А тот и утек. Во второй раз поймал и говорит:

– Нет, я вперед тебя съем, а потом мыться буду.

Сейчас кот сначала поест, а потом моется.

(«Тураўскі слоўнік»)

Строил Ной ковчег, и черт долго с ним и с Господом Богом спорил, что ковчег затонет, а чтобы произошло, как он говорит, подговорил мышь, чтобы прогрызла дыру в ковчеге, и пообещал ей, что сделает ее за это барыней.

Когда ковчег поплыл по воде, мышь и давай выгрызать дырочку, а кот это высмотрел и хвать ее за горло. Но Ной, увидев это, выпросил у кота мышку, чтобы он ее не задушил, засадил ее в клетку, а коту приказал стеречь ее. Ной не позволил коту съесть мышку, потому как обещал Богу держать на ковчеге каждой твари по паре.

Кот и по сегодняшний день мышь ненавидит, потому что хотела затопить ковчег.

(М. Федоровский)

Летучая мышь, или кожан, произошла из обыкновенной мыши следующим образом. Обыкновенная мышь раз съела косточку из той говядины, которую освятили на Пасху. От этого и превратилась в мышь летучую.

(П. Шейн)

По поверьям, все змеи обладают вещею силой, необыкновенною мудростью, но один только уж склонен употреблять свою мудрость на пользу дома, где он поселился: и если угождать домашнему ужу, то и он в свою очередь будет радеть тому дому. Вообще поселение ужа в доме считается хорошим предзнаменованием: стоит только ужу угодить – и он будет приносить в дом счастье. Но беда, если домашнего ужа прогневить: тогда он постарается жестоко отомстить. Поэтому крестьяне кладут своим ужам пищу и питье и вообще заботятся о том, чтобы не раздражать их. Нам не раз приходилось слышать, что в южной части Бобруйского уезда и далее к югу, в Полесье, есть много ужей, совершенно ручных, которые едят из одной миски с детьми, посаженными есть на пол, как это часто бывает у крестьян. Думают, что уж имеет яд, но по доброте своей не пускает его в дело, не хочет жалить.

(А. Богданович)

Жил-был в одной хате уж-домовик. Хозяин не обижал его. хозяйка, подоив корову, всегда угощала теплым молоком, а дети принимали в свои игры. И случилось так, что нашли они, играя, на старой завалинке возле хаты яички, которые сложил тот уж-домовик, чтобы вывелись из них маленькие ужата. Защемило от боли ужиное сердце, когда он увидел, что его ужатам беда угрожает. Бросился он к детям, вился возле их рук, стремясь отвести беду, и жалобно шипел:

– Не обижайте моих деток! Отдайте их мне!

Но дети не понимали ужиного языка и, чтобы он не мешал им в играх, взяли ветку и прогнали с подворья.

И пополз, горюя, домовик в пущу. Ползет-ползет и плачет над своим несчастьем. Вдруг видит: выползает из трухлявого пня его знакомая – злая ядовитая змея.

– Отчего так грустишь? – спрашивает она у ужа.

А тот и говорит о несчастье своих деток. Змея злорадно улыбнулась и говорит:

– Не плачь, я тебе сейчас помогу.

Не успел уж и оглянуться, как змея – шмыг на подворье в деревенскую каморку. Там как раз стояли крынки с молоком. Подползла она к одной крынке, поднялась над ней, раскрыла пасть и впустила в нее каплю отравленного яда. Потом подползла ко второй крынке, третьей, четвертой и каждую из них отравила. Онемевший от страха уж не только не смог выдавить из себя слова, но и просто остолбенел на пороге, смотря на змеиные проступки. А та шустро переползла через порог на подворье, цикнула ужу:

– Вот я и отомстила за твоих деток!

И шмыгнула с подворья снова в пущу.

Как раз в то время в хате была хозяйка и через щелочку в дверях каморки видела, что вытворяла змея-гадюка. Закрыла она плотно на защелку каморку и пошла искать мужа, чтобы сказать ему об увиденном.