Каждый день после учёбы мы с Кариной стабильно накидывались дешёвым пивом. До потери памяти. Ну, ей-то терять особо нечего было, Карина же не училась даже нигде. А вот мне… Первую половину месяца я ещё умудрялась приходить на все занятия, в том числе и на мастерские. Обдавая всех убийственным запахом перегара.

      А вот вторая половина декабря. Это время хорошо бы забыть, но его так важно помнить. Время унижения, падения, время, когда я потеряла практически всё, что имела, всё то, что досталось мне таким трудом.

      Регулярно я заливала в себя литры пива, вина, и ещё чего покрепче, выкуривала по паре пачек в день. Похудела килограмм на десять. А к Новому году ещё и в Академию перестала ходить. Совсем. Думаю, это было правильное решение. Лучше уж так, чем устроить какое-нибудь тошнотворное представление на тех же мастерских.

      Иногда я думаю, это к худшему, что мама оставила мне квартиру. В декабре у меня стали отшиваться Карина, её кавалер охранник Академии, несколько парней и девушек, чьи имена я постоянно путала… и ещё Макс. Что было между мной и Максом я описывать не буду, рассказывать не стану. Огромные количества алкоголя повысили моё умиление, снизили раздражение. Несчастный мальчишка, надеюсь, он хоть сочинит в честь меня неплохой рэп.

      Известно, куда бы это меня привело. С самого начала запоя я прекрасно понимала, что качусь в бездну. Просто было нестрашно, просто было почему-то всё равно. Каждую ночь мне снился Беккер, а от алкоголя сны были особенно яркими, насыщенными. И этого мне было достаточно, чтобы чувствовать себя терпимо.

      За день до Нового года всё в корне поменялось. Я перестала пить и курить, я навсегда рассталась с Кариной, я выгнала всех из своей квартиры, я решила снова посещать Академию. Один разговор. Всего несколько правильных слов. Чтобы вернуть человека жизни, чтобы спасти его.

      В тот день я возвращалась из ларька со звенящими пакетами и с сигаретой в зубах. Думала, что выгляжу неплохо. Осунувшаяся, бледная, с растрепанными волосами и с воспалённым пирсингом в брови… Действительно, бывало и хуже.

      На скамейке у парадной я заметила Людмилу. Она сидела и не спеша курила в гордом одиночестве. Наша престарелая красавица. В неизменном элегантном пальто. Хотя в нём ей было явно холодно. Я знала, она была очень бедна. Я знала, что от рака у неё умерла единственная дочь. Я знала, что у неё тоже опухоль. Я знала, что ей сломал руку пьяный сосед, и она так и не смогла взыскать с него компенсацию.

      Пьяная, я решилась присесть рядом с Людмилой и завязать разговор. Не помня стыда и правил приличия, открыла банку и начала жадно глотать пиво. Снисходительный мягкий взгляд Людмилы уже не смущал меня. Меня мало что трогало. Казалось, я могла бы попросить её прикрыть по-дружески, пока отойду за кустики.

      И я рассказала ей про Беккера. С самого начала. С первого мгновения нашей с ним встречи. Почти процитировала Людмиле весь свой личный дневник. Даже про сны разоткровенничалась. Совершенно нетрезвая, я всё же смогла передать ей свои чувства к Беккеру, подробно описать его внешность, донести его непревзойдённость.

      Всё время моего монолога Людмила молчала, лишь изредка вежливо кивая и закуривая очередную сигарету. Наверное, она мёрзла. Наверное, она не планировала так долго сидеть на улице. Она смотрела на меня так грустно, так сочувственно и в то же время так холодно… Я никогда бы не решилась её обнять.

      Когда я, наконец, замолчала и зашуршала пакетом в поиске очередной банки, Людмила приподнялась, сказала, что ей пора. Мне стало не по себе, и я просто кивнула на прощание.