Но самой красивой была мать Филиппа Ядвига. Эта яркая брюнетка совместила в себе все, что может вызывать восторг, огромные черные сверкающие глаза, но выражение этих глаз не хищное, а лукавое. Прямой нос, четко очерченные высокие скулы, но мягкие пухлые губы, и если бы не гордая осанка, сильного гибкого тела, я бы постоянно держала бы ее за руку, чувствуя в ней матушку. Как мне показалось, Филипп испытывал к ней такие же чувства, но к этому еще прибавлялось его восхищение и гордость мужчины, находящегося в ореоле своей женщины.

На мне тоже было легкое платье из восточного шелка, ярко синего цвета, а на шее ожерелье – подарок Филиппа к обручению.

Я прогуливалась среди гостей, рассматривая общество, в которое мне скоро предстояло войти, когда меня обжег чей-то взгляд. Рыжая, ну, конечно же, подружка жениха, Лукреция. После происшествия в коридоре, она не приближалась ко мне, боясь моих телохранителей, постоянно меня сопровождавших, Аякса и Филиппа. Я была единственным человеком, и мое присутствие вносило некоторое напряжение в ряды вампиров, но вид возвышающегося надо мной Аякса, охлаждал любые аппетиты. А присутствие Филиппа объяснялось совсем просто, после сговора Аарона и Гаюса, мы были обручены, считались женихом и невестой. Об этом должен был объявить Аарон на торжественном вечере.

Таким образом, у меня было два охранника, которые скорей были торжественной свитой, чем охранниками. Трудно было себе представить себе вампира, захотевшего перекусить невестой, готовящейся к обращению. У них этот ритуал вызывал глубокое уважение. И я своей человеческой душой слышала, что почти все гости настроены очень доброжелательно, а уж провести Филиппа не удалось бы никому. Мы двигались среди гостей, Филипп, как флагман, впереди направлял движение, и если хотел на что-то обратить свое внимание, то оборачивался и говорил:

– Обрати внимание на…, – или – ты слышала… – и далее следовал краткий, но занимательный рассказ о том или ином представителе рода.

Если же кто из гостей хотел обратиться ко мне, Филипп как бы случайно оказывался немного между гостем и мной.

Один раз, пытаясь привлечь мое внимание касанием руки, но, видя, как я напряглась, почувствовав холод его руки сквозь ткань платья, оставил попытки, предпочитая направлять словами.

Замыкал шествие Аякс, подчиняющийся ранее только Гаюсу, сразу же при появлении моего «жениха» признал его превосходство, и, совершая то или иное действие, спрашивал разрешение у Филиппа. Меня это рассердило, и, дернув мою бывшую «няньку» за рукав, прошептала:

– Предатель.

Но, видя удивление Филиппа моим поведением, отошла от своего друга и перестала обращать на него внимание. А увлечься было чем.

Наблюдая за присутствующими, я озадачилась их общением. Гости – люди, которые бывали у нас раньше, беседовали сидя за столом во время обеда или прогуливались под руку по залу. Вампиры же общались все вместе, возникая друг перед другом, перетекая из компании в компанию, мгновенно останавливались, чтобы произнести фразу, и растворялись. Один и тот же собеседник мог находиться во многих местах сразу. Временами казалось, что в зал ворвались несколько миниатюрных торнадо, но временами они замирали, слушая чье-нибудь важное замечание, и создавалось ощущение, что находишься в саду со статуями.

Меня поразили звуки, наполнявшие зал, они были разные по высоте, по скорости, по тембру, но это звучание нельзя было назвать какофонией. Оно не резало слух, а как бы гармонично вливалось в тебя. Это напоминало легкое щебетание птиц в лесу, не различая отдельно каждую птицу, ты наслаждаешься их пением, или журчание ручья, неслышимый звук, издаваемый каждой каплей, создает неповторимое пение воды. Для меня гости, конечно, делали исключение, отвечая на мои вопросы, застывали рядом со мной и говорили достаточно медленно своими певучими голосами, по высоте и звучанию удобными для моего человеческого восприятия.