И кинулся вперед, закалывая элитных рыцарей Авглора, словно свиней на скотобойне. Рядом кружился в смертоносном танце Кеган с полуторным мечом. Половину его лица также скрывал кусок ткани. Остальные воины присоединялись к ним.

Они успели знатно проредить строй полковника, прежде чем Пименьев вынул из-за пазухи белый кристалл и вознес его к ночному небу…

Граненый кристалл идеально-ромбовидной формы вспыхнул в его руке чистым белым светом. Магические снежинки зажглись огнем, опалив одежду воинов. Тайлор зажмурился – таким нестерпимо ярким был свет кристалла, но он проникал и через веки, желая сжечь его глаза, достать до мозга, испепелить его…

Ятаган выскользнул из его рук, ладонями он закрыл глаза. Но свет… Свет от кристалла проходили и через них. Он упал на колени, опустив голову, лучи опалили его рыжую голову, он почувствовал как волосы стали разгораться…

– Я не хотел это использовать, – он услышал ровный и четкий голос, – для такой мелкой добычи как ты это слишком большие затраты. Но ты вынудил меня, Тайлор. Уж прости.

Сквозь головную боль и лязг оружия ему послышались, нет, он почуял приближающиеся шаги и нависающий над ним меч. Но перед ним пронеслась тень, заслоняя его.

Громкий лязг, сноп искр, резкое движение тени и скрип пробиваемого доспеха с хрипом владельца.

На Кегана, судя по всему, Свет не действовал. Да и на всех остальных тоже, раз звуки борьбы еще продолжались. Значит только на него, значит только на мага.

Боль тем временем все усиливалась. И когда Тайлор понял, что не выдержит, что сейчас его мозг расплавится и вытечет через уши и пустые глазницы – он был уверен, что его глаза уже сгорели – когда яркость Света достигла своего апогея, кристалл лопнул в вытянутой вверх руке полковника.

И все кончилось.

Боль ушла так же внезапно, как и началась. Он убрал руки с лица, раскрыл глаза, все еще боясь, что ослеп. Но нет, он сохранил глаза и дар зрения. Только ночная темень после Света была почти неразличимой.

– Тайлор! Вставай, мать твою! – голос Кегана над головой.

Он поднялся. Ноги казались ватными и слушались с неохотой. Его ятаган потерялся где-то в высокой траве, на него уже замахивался воин с бастардом, а Кегана зажимали двое.

Тайлор извернулся от удара и кулаком прописал снизу ему в челюсть. Что-то хрустнуло, Тайлор схватил бастард и убил воина его собственным мечом.

Отряд, вернее его остатки, израненные и побитые, сгрудились в оборонном кругу, а рыцари Пименьева окружали их со всех сторон.

У Тайлора заныло правое плечо. Все-таки его успел кто-то ранить, хотя скорее оцарапать. Про себя он понадеялся, что солдаты Королевства не начали вдруг ни с того ни с сего наносить на оружие яд.

– Ну что решил, колдун? Все-таки сдаться или пусть мои парни заколют тебя и твоих мальчиков как собак? – Пименьева видно не было, но его тяжелый бас звучал громко и грозно.

– Лучше подохнуть в честном бою, чем сгнить в темнице замка! – раздался чей-то голос за спиной.

– Мы не отступим, – голос Тайлора был хриплым, но ничем не уступал полковнику.

– Я говорил, что ты всегда был слишком гордым и наглым для подполковника. Твоя гордыня тебя и погубила.

И тут раздался вой. Но этот вой был не тем, который они слышали, сидя за костром. Этот был протяжным, потусторонним. В нем слышались бесконечные плачи, стоны, крики. И слышен он был гораздо ближе, и шел со всех сторон…

Сработало, – подумалось Тайлору, – Мой план сработал, деревенские жертвы не были напрасны.

Воины недоуменно замерли, в страхе оглядываясь на окружающую мглу. Кто-то зажег факел, но пронесшееся в метре темное вытянутое туловище потушило его, как и все костры и источники света. Вой стих. Люди замерли в страхе, не смея даже вздохнуть, чтобы ненароком не приманить тварей. Наступила тишина, в которой можно было различить, как с веток падают листья, шурша в воздухе.