– Я подам на вас рапорт, ясно!? – повторил он, яростно выкатывая глаза.

Капитан оттопырил нижнюю губу и протянул задумчиво:

– Стоит ли? – Он пожал плечами. – Толку-то от этого всё равно не будет, мне ваш рапорт не повредит, вы должны это понимать: нарушения, о которых вы можете сообщить, пустячные. А вот на вас могут косо посмотреть в штабе базы. Зачем это вам, тем более, к концу службы в космосе, так сказать?

– Ну, да вы просто совсем обнаглели! – выдавил майор, яростно дёрнув щекой. – Мальчишка! – От злости и унижения он сорвался и перешёл на «ты». – Считаешь, что если твой отец – генерал-консул, то тебе всё дозволено? Ну, нет, тебя следует проучить, клянусь честью офицера!

Капитан лишь пожевал губами.

– Стоит ли? – снова сказал он. – Неужели будете связываться? Я вас уверяю, что «проучить» меня не удастся именно потому, что я сын того самого Даговара. На рапорт, может быть, отреагируют для вида, и меня «накажут», но знаете как? Переведут куда-нибудь подальше отсюда с повышением. Будет повод, так сказать, чтобы повысить: кто там знает на другом месте, за что меня повысили и перевели? Так что разговоров о незаконном повышении будет минимум. Вот как всё произойдёт, а то, что вы написали рапорт, придравшись к мелочам, и не учили, чей я сын, вам может выйти боком, повторяю. Правда, и сейчас вы не бог весть на какой должности, но тут-то у вас хоть жалование приличное для майорского звания. А вы наверняка хотите выйти в отставку с пенсией повыше, разве нет? – И капитан пристально посмотрел на майора.

У Малвауна пропал дар речи. Он только хлопал глазами, а капитан продолжал смотреть на него.

– Вот так-то, – констатировал капитан, прищёлкнув языком.

Майор неожиданно для самого себя совершенно растёрялся от этого вызывающего, наглого спокойствия капитана Даговара. Он молчал, не находя слов. Те, кто хорошо знал майора Малвауна, вряд ли допустили бы даже мысль, что у него отнимется язык, столкнись майор с подобным поведением младшего по званию. Майор Малваун вообще бывал очень строг с подчинёнными и требования дисциплинарного раздела Устава ставил очень высоко. Сложность ситуации заключалась в том, что под непосредственным началом майора ещё ни разу за двадцать лет не оказывался сын такой шишки как генерал-консул.

В голове у Малвауна царил полный хаос, мысли перемешались. Крепко вбитые строчки и главы Устава Космической Службы требовали наказать сопляка, как следует, чтобы другим неповадно было. К этому же взывало уязвлённое самолюбие человека, которому, плюнули в лицо и дали почувствовать, что он – червяк, да и только. Но одновременно со вполне законными желаниями в мозгу майора, нашпигованном положениями Устава, инструкциями по обнаружению нарушителей границы и действиям в боевой обстановке, а также различными тактико-техническими характеристиками космических аппаратов, как красное табло тревоги пылали слова «генерал-консул», и это сильно сдерживало гнев.

Майор вдруг подумал, что, действительно, этого сопляка ни черта не накажут, а вот ему, майору Малвауну, подача подобного рапорта может стать минусом в глазах начальства на последних годах службы в космическом флоте. Как бы раньше времени не списали, ведь могут, мало ли что. Прицепиться к чему-нибудь просто, если захотеть, а дослуживать не «на борту», как говорится, будет очень и очень невыгодно: после такого на пенсию больше, чем в две сотни пилонов рассчитывать не стоит. А что значит сесть на двести пилонов в месяц вместо четырёхсот с женой-дурой на руках, толком никакой специальности не имеющей, и дылдами-девками, на которых требуется уйма средств, чтобы спихнуть их замуж!