Полковник Бурякин вдруг увидел перед собой, как на экране телевизора, улочки славного города Кирова, в котором прошли годы детства маленького Юры. Более того, улочки стекались ручейками на городскую площадь к обкому партии, в котором отец мальчика работал тогда секретарём, то есть являлся непосредственным хозяином Кировской области со всеми вытекавшими отсюда привилегиями и уважительным поклонением местных жителей.

Юрка Бурякин был в ту пору не то чтобы хулиганом, но конфронтация с отцом витала в воздухе постоянно. Неизвестно даже, почему. Возможно, на ребёнка и взрослого действовал природный закон «отцы и дети», а может, какие другие причины, но мальчику преодолеть сакральный барьер пока что было невозможно. Не стремился к этому и отец, поскольку ему заботиться надо было о благосостоянии всей области, и на одного только сына времени, как всегда, не хватало.

В это время Юра познакомился с красавицей Тамарой из соседнего двора. Правда, Тома была красавицей только для него одного, но этого Юра ещё не мог понять и осмыслить. Да и надо ли? Тома была той частицей ещё непознанного мира, который привлекал своей запрещённостью, таинственностью и удивительным щекотанием где-то под ложечкой, когда Тома смотрела, не отрываясь, мальчику в глаза. Так умеют делать только девочки. И то не все!

Отец у Тамары был военный, и она как-то раз сказала своему поклоннику:

– Знаешь, Юрка, ты, наверно, тоже будешь работать в обкоме партии, как твой папочка. А я люблю военных! Только военный способен на подвиг! А ты… ты хороший, но к мужскому поступку, тем более к подвигу, ещё не готов.

Самолюбие забулькало у Юры под ложечкой, но ответить он ничего не смог. В общем, зря переживал мальчик, потому что человеческие страсти всегда откликаются на зов, а тем более затронутое самолюбие, и призывают к сумасбродным, необоснованным поступкам.

Как-то раз в парке возле дома он наткнулся на парней из их школы, которые устроили Тамаре «пятый угол». Несколько здоровых отморозков били девочку кулаками – куда попадёт! Она стояла посреди них, обхватив голову руками и, не выдержав очередного удара, тут же рухнула на траву, превратившись в маленький бесформенный комочек, обтянутый коричневой школьной формой с белым фартуком, уже вымазанным капавшей из носа кровью.

– Уйдите, паскуды! – накинулся Юрка на хулиганов. – Уйдите, мрази, не трогайте её! Что она вам сделала?!

Поскольку Юра тоже пытался попасть в носопырку, особенно отморозку Хряку, то «пятый угол» продолжился, но уже для самого Юрки. Всё же мальчику удалось подобрать валявшийся на земле обломок толстой тополиной ветки и с размаху заехать этим дрючком по голове одному из нападавших. Драка сразу же прекратилась, но Хряк, хищно улыбаясь, сам пошёл навстречу ставшему спиной к дереву Юрке. Тот очередной раз размахнулся, пытаясь угодить Хряку в голову, но, видимо, не рассчитал удара. Хряк перехватил Юркину руку, вывернул и прохрипел мальчику в ухо:

– Ты, защитник долбанный! Знаешь, что эта кикимора завучу нажаловалась на то, что я у неё двадцать копеек стырил?

– Ты зачем девочку бьёшь, мразота? – в свою очередь злобно прошипел Юрка. – Я тебе сто раз по двадцать копеек отдам, только её не трогай!

– Идёт! – сразу согласился Хряк. – А ещё лучше, если ты прямо на крылечке обкома, где твой пахан работает, поиграешь немножко на гармошке и то, что тебе в кепку кинут, отдашь нам. Тогда твоя кикимора больше ни одного синяка не получит. Согласен?

Юра сначала опешил. Но предложение, поступившее от отморозка Хряка, было заманчиво: во-первых, Тому никто и никогда больше пальцем тронуть не посмеет; во-вторых, вся школа знала, что Юра здорово умел играть на миниатюрной гармошке, но никто никакого гонорара мальчику ещё не выплачивал; в-третьих, показать отцу, что его сын тоже на что-то способен!