Она почувствовала, как с того момента, когда на дороге машина сбила кошку, в Ней что-то оборвалось, что-то исчезло. И что-то появилось. Она перестала быть той, которой была до этого неприятного происшествия. Она изменилась. И это изменение было необъяснимым образом связано и с погибшей кошкой, и с тем пьяным мужчиной, который опираясь на столб светофора, смотрел на Нее.

Как только Она это поняла, отсчет времени возобновился. Но это было уже другое, новое время.

Семеныч почти до рассвета просидел на кухне. Его пальцы скользили по экрану айпада, а в наушниках играла вновь сочиненная им музыка. Семеныч давно ничего не писал, с самого появления Катенка. Он не считал это занятие любимым, он даже не относил его к разряду хобби. Музыка позволяла Семенычу забываться и помогала ему не чувствовать себя. Он забрасывал созданные им композиции почти сразу, как только обрабатывал небрежно спетый вокал и заканчивал аранжировку. До следующего раза, когда вновь тоска или тревога не зазвучат в его душе, и не возникнет мелодия, а к ней наспех не напишутся слова. И появится еще одна недоделанная и выброшенная им песня.

Взглянув на часы, Семеныч отложил айпад в сторону: до рассвета еще было далеко, можно было еще успеть прилечь. Семеныч знал, что эту композицию он вечером обязательно закончит.

Семеныч стал проваливаться в сон, но кто-то коснулся его привычным мокрым носом и мягкой шерстью.

– Катенок?

В комнате Катенка не было, когда Семеныч открыл глаза. Но он ощущал и пушистые лапы, и острые зубы, прикусывающие его безымянный палец на правой руке, и теплую мордашку, уткнувшуюся в его ладонь. Смутная тревога подкралась к сердцу.

И Катенок незамедлительно подтвердила ее:

«Меня больше нет».

– Как это? Ты умерла? Когда? Как? – Семеныч уже ничего не понимал.

«Смерти не существует. Есть переход. Иная форма существования. Семеныч, у меня была другая жизнь до тебя, у меня есть другая жизнь и сейчас. Я все равно не смогла бы с тобой долго находиться. Но я была с тобой ровно столько, сколько тебе это было нужно», – голос Катенка не отдавал грустью. Тон был спокойный, утешающий, обнадеживающий. Как ребенку объясняют труднодоступное его пониманию, боясь напугать, так и Катенок разговаривала с Семенычем. Ласково и любя, как и раньше.

– Катенок, останься со мной. Почему ты ушла? Я любил тебя и совсем не хочу, чтобы ты исчезала. Ты нужна мне, необходима. Приходи ко мне каждый день, каждую ночь, ну и пусть, что тебя нет. Для меня ты есть, я слышу и чувствую тебя. Мне плохо без тебя.

«Тише, тише. Что ты? – Катенок согревала его своим теплом, успокаивала, убаюкивала. – Ты любил совсем не меня, и скоро ты об этом догадаешься. Меня, как таковой, и не было в твоей жизни, я не могу сейчас тебе этого объяснить – ты не поймешь. Мне нужно было уйти, и тебе это было нужно. Вот увидишь, дальше все пойдет как нельзя лучше. Тебе будет хорошо так, что ты вскоре забудешь меня. Ты сейчас не сможешь воспринимать мои слова, да и вспомнить их – у тебя не получится, потому что ты человек. Ты поверь мне. Ведь ты мне всегда верил. Поверь в то, что так надо. И так произошло. Я не могла дать всего того, что нужно тебе. В этом никто не виноват. Так иногда происходит. Скоро рассвет, спи, Семеныч, закрывай глаза. Сегодня у тебя будет чудесный день, обещаю. Спи, пожалуйста, я очень тебя люблю. Когда тебе будет плохо, если тебе будет плохо – я обязательно буду рядом, но этого не должно случиться. Я буду стараться, чтобы тебе никогда не потребовалось мое присутствие. Спи».

Последние слова Катенка Семеныч не слышал. Он крепко спал.