И как раз в это время из кузни вышел Афанасий Мощев, лёгок на помине. Конечно, он увидел издали председателя и кладовщика, остановился. Решил было к ним подойти, затем передумал, лишь помахал начальству рукой и пошагал своей дорогой в посёлок, который хорошо был виден с колхозного двора. Он лежал в пологой низине, где по обе стороны балки стояли белёные хаты.

Жернов и Староумов многозначительно переглянулись, тая каждый от другого некоторое недоумение, вызванное сейчас нежданным появлением Мощева, которого втайне они оба побаивались и остерегалисъ. Они внимательно, словно под воздействием некоей магии, как важную персону, проводили скотника глазами, удалявшегося по грунтовой дороге, накатанной грузoвиками, бричками, возилками и линейками.

– Не понимаю, зачем Афанасий похаживает к Ермилову? Вот так уже не раз видел у кузнеца, – прикинувшись простачком, сказал Староумов. – Отдежурил, так иди себе домой, однако, в кузне, будто мёдом намазано, – рассуждал кладовщик.

– По делу… я сам видел, – недовольным тоном заговорил Жернов оттого, что он должен ему пояснять. – Носил Демиду поломанные вилы и скребки. – Жернов помолчал, потом вспомнив, сказал: – Твой Фрол, говорят, хочет жениться, девку со стороны привёл? Как это понимать? Сонька, чем для вас плохая сноха?

– Да чего вот… привёл, мы, думаешь, рады? Но увидели: Раиса как раз для него, видная, гарная девка, за Фролкой тенью ходит. Скоро он будет специалистом на всю округу, – с гордостью ответил Староумов. – Спасибо, Павел Ефимович, что тогда нас уважил. А Сонька, какая с неё хозяйка, ведёрко не подымет, разведётся Фрол и хорошо будет…

– А слыхал ли ты, Матвей в зятья принял Кузьму Ёлкина, присланного в МТС? – как бы про между прочим сообщил Жернов. – Вот тебе и Сонька, с дитём не пропадёт!

– Хозяин барин, Матвей мужик башковитый, кого зря бы не позвал к себе, авось в зятья всерьёз примет станичного казачка, – едко усмехнулся Староумов, нахмурил брови, видно, эта мысль на самого произвела нехорошее впечатление, а чтобы её отогнать, начал без перехода: – Так что я хотел сказать, да, прижучу я гадов ползучих, нечего попускать, неровен час, скоро так все наторят дорожку к колхозному амбару, как к своему. А то мне эти просверлённые дыры мало того, что уже снятся, так подрывают мой авторитет сторожа…

– Вот-вот, понимаешь, что в твоей службе проруха образовалась! И пока злоумышленников не выведешь на чистую воду, надо молчать, а то партия такого срама мне не простит. Попустим одних – другие возьмутся, ведь хлеб, как золото, соблазняет, а ежли все кинутся, тогда нам спасения не будет, Иван! А сейчас как никогда партия взяла строгий курс против казнокрадов и стяжателей, вредителей и расхитителей!

– Я заверяю, что буду всех держать в узде, как раньше. В свои владения никого не допущу!

– Это как понимать, Иван, управляющего из себя строишь, как при помещике? Брось мне эти пробарские штучки! Колхозные владения – безраздельны, чтобы больше я не слышал эти единоличные замашки!

– Да я имел в виду себя, как сторожа и кладовщика, – стал оправдываться Староумов, – Ведь кто, как не я отвечаю за сохранность колхозного имущества!

– Ладно, как-нибудь вечерком поговорим. Мне надо в город, спешу. Забот полон огород. Это тебе не в амбаре мышей считать, сколько каждая утащит зерна…

Жернов, слегка сутуля спину, пошагал в контору, думая о сообщении Староумова, обнаружившего под амбаром дыру, проделанную для хищения зерна. А не сам ли он, каналья, просверлил, чтобы на кого-либо свалитъ? Если это так, то, конечно, никого за жабры он не возьмёт. Просто захотел перед ним, председателем, выслужиться, дескать, дежурит он бдительно. Но если бы это было действительно так, то этой дыры он бы не допустил. Неужели злоумышленники уже хорошо изучили повадки сторожа, и когда тот отлучается с колхозного двора, они и проворачивают свои дела? И наверняка ночным ворам уже давно известно, что Староумов таскает зерно на два двора. Эта догадка так настольно напугала его, что у Жернова неожиданно сильно забилось сердце. Но он тут же отогнал от себя нелепые домыслы, решив самолично заняться выяснением обстоятельств хищения зерна. И тут он вспомнил, что в районе у него есть надёжная опора в лице секретаря Пронырина. В случае чего, он поможет выкрутиться из самого безнадёжного положения. А те, кто вступили на дорожку расхитителей колхозного добра, должны опасаться его, председателя, как огня. Но если проворачивают свои воровские дела, выходит, не боятся? Эта догадка больно задела Жернова, и он решил сам заняться выявлением злостных расхитителей колхозного добра… И забыл, как ещё совсем недавно у него возникло опасение, что если начнёт людей подводить под монастырь, то они во время следствия его самого могли взять за жабры, то есть, чтобы проверили всё его подворье на предмет выявления у председателя больше полагаемого зерна…