Михаил Хомутов поддал коню в бока, догнал Лазарку Тимофеева и за пять шагов, опасаясь опоздать, из пистоля жахнул в высокого ростом, ловко управляющего конем ротмистра, который уже обходил походного атамана с правого бока – еще бы несколько секунд…

– Нечай! – ревел за спиной сотника всегда сдержанный и молчаливый Гришка Суханов. У него с головы кто-то ухитрился сбить шапку, и он своими рыжими волосами так резко выделялся среди всадников, которые в невероятной сутолоке вертелись друг около друга, выискивая удобный случай нанести роковой удар саблей.

– Секи-и воеводских псов!

– Бей воров! Бей изменщиков!

Яростная конная сеча шла не более десяти минут, а Михаилу Хомутову казалось, что день уже клонится к вечеру, столь давно носилась смерть над его головой. И вдруг тупой удар в левый бок едва не оказался роковым – только отбил саблю спереди, а тут чья-то прицельная пуля, намеченная ему в живот, ударила в пистоль, сунутый за пояс, срикошетила и ожгла тело.

– Сядь на землю! – медведем рявкнул наскочившему на сотника рейтару Никита Кузнецов и саблей, уже обагренной кровью, наискось полоснул по мундиру. И к Михаилу с тревогой: – Ранен? Тяжело?

– Пустяк, кожу рвануло! Смотри, что это рейтары растекаются надвое? Задумали какую хитрость?

И в самом деле, рейтары, должно быть, не выдержали удара конницы разинцев, подались назад, подставив беззащитные спины разгоряченным сечей казакам. Казаки с радостными криками погнались, но через полверсты рейтары резко отвернули в обе стороны.

– Сто-ой! Сто-ой! – как можно громче закричал Лазарка Тимофеев, таким образом пытаясь остановить разогнавших коней казаков.

– Сто-ой! – заорал не своим голосом Михаил Хомутов, ранее других заметив, как из густых зарослей приречного кустарника плотными рядами начали выходить пешие солдаты иноземного строя – новое войско, для обучения которого царь Алексей Михайлович пригласил иностранцев. Вслед за солдатами на открытое место выкатили пушки.

– Назад! Отходи быстрее! – командовал Лазарка, и сотники конных казаков поспешно поворачивали своих людей прочь от опасности.

Казачья лава начала осаживать коней, поворачивать назад, от реки Свияги… И здесь грянул адский по силе залп пушек и пищалей. Михаил Хомутов непроизвольно вскинул к лицу правую руку с саблей, словно так можно было защититься от смертоносного свинца. Вокруг него повалились на землю несколько всадников, кто именно, он разглядеть не успел, не до того было, другие крутили коней на месте, как бы раздумывая, слушать команду походного атамана или кинуться на железную, казалось, стену солдат в колонтарях[19] и с железными шапками. И десятка три отчаянных казаков, видя, что при развороте конной лавы они все равно окажутся сзади всех и новый залп из пушек сметет их на землю, кинулись к пушкам, чтобы постараться изрубить пушкарей или хотя бы помешать им спешно зарядить орудия, да каких-то двадцати саженей не хватало – ударил повторный залп пищалей, и полегли казаки на землю, почти все вместе с боевыми конями, только три коня, высоко вскидывая головы, помчались прочь вдоль приречных зарослей тальника…

Вымчались из леса свежие рейтары, кинулись на смешавшиеся казацкие ряды, и попятились казаки, оставив под пушечными ядрами и пищальными пулями многих своих товарищей.

– Батька! Батька-а идет! – возликовали конные разинцы, когда увидели, казалось, несметное казацкое войско, идущее под звон литавр с пушками, со знаменами. Это пешее войско, не останавливая шага, осадило воеводских конников плотным залпом, дало возможность конным казакам отойти на фланги, привести себя в порядок и перестроиться для новой атаки лавой.