– А что за артефакты могут быть у старичков? – спросил я, потому что и сам вопрос был странный. – Может, маузер, из которого стрелял товарищ Дзержинский?

– Ну вот, вы всё ёрничаете, – обиделся Никодим, – а вопрос действительно серьёзный, – он понизил голос и оглянулся по сторонам, – наше руководство стало верить в загробную и параллельную жизнь, – сказал он, приглушив голос поднесённой ко рту ладонью.

Ничего себе. Открыл мне секрет полишинеля. Да об этом вся страна знает. Целый телеканал вещает о загробной жизни, туда даже расшифрованную разведчицу устроили, чтобы повысить значимость этих сведений. Колдуны, целители, прорицатели, шаманы, знахари, хироманты, жулики и прохиндеи могут вас отправить туда и вытащить оттуда. И всё такое прочее, и, самое главное, всё это прилипает к образованному сословию, которое, как студенты-медики, болеет всеми изучаемыми болезнями.

– Да вы что? – деланно удивился я. – Даже те? – и я многозначительно показал пальцем вверх.

– Даже те! – торжественно произнес Никодим.

– Как я их понимаю, – заговорщически произнес я, – просидишь двадцать-тридцать лет у верховной власти, и как неохота уходить от неё, несмотря на то, что Конституция не позволяет быть при власти больше восьми лет. Капитанов, офицеров в расцвете сил и здоровья увольняют в сорок лет, как неспособных справляться с сотней солдат, а верховный начальник в восемьдесят лет уже не имеет сил выпустить руль, его выдирают из старческих рук и не могут вырвать сотня вельмож, а начальник тот хочет стать бессмертным как Кащей, и чтобы смерть его хранилась на конце иглы, а игла в яйце, а яйцо в утке, а утка в хрустальном ларце, а ларец тот на цепях стальных подвешен на высочайшей лиственнице, а лиственница та стоит на неприступной скале, а скала та находится на острове Буяне, а остров тот в море-окияне…

– Олег Васильевич! – укоризненно прошипел Никодим. – Да есть ли в вас что-то святое?

– Конечно, есть, – сразу откликнулся я, – я бы хотел, чтобы мои папа и мама были всегда живыми и жили вечно, и чтобы они всегда были здоровыми.

– Да вы понимаете, что тот, кто о нас ежеминутно думает, тот должен жить вечно, – с раскрасневшимся лицом произнес Никодим.

– Кому должен? – спросил я.

– Мне, вам, всем, – сказал сотрудник госбезопасности.

– Мне он ничего не должен, – сказал я, – хотя, нет, должен переизбираться в соответствии с Конституцией и уступать дорогу другим политическим силам, которые наиболее популярны в нашем народе.

– Ну вот, вы всё на политику перевели, – чуть не заплакал Никодим, – у нас дело-то неполитическое.

Я его понимал. За такой разговор по головке не погладят. Прослушают звукозапись и надерут ему задницу по первое число, как он, специалист широкого профиля, не удержал инициативу разговора в своих руках.

– Поймите, – сказал Никодим, – дедушка вашей родственницы был непростой человек, он работал вместе с заместителем Дзержинского Бокием.

– И получил за это иконостас орденов, а Бокий пулю в лоб, – подхватил я, – а вот почему так получилось, не известно.

– Только между нами, – шепотом сказал Никодим, – дедок тот работал над какой-то важной проблемой, а вот над чем он работал, в архивах не сохранилось, потому что бумаги все подшиты были к уголовным делам, а после расстрела тех сотрудников все дела были уничтожены. Как говорится, концы в воду, а с концами и серебро фамильное выплеснули в помойную яму. А потом и дедок дуба дал.

– Какое серебро? – не понял я.

– Да это так говорится, когда важное выкидывается вместе с второстепенным, – пояснил мне офицер, – то есть алмаз зарыли на скотном дворе, это тоже иносказательно. Поэтому мы и пригласили вас, чтобы обратиться к вам как к патриоту, правильно понимающему цели и задачи нашего социального государства оказать нам конфиденциальную помощь в освещении всего того интересного, что найдется в вашем новом доме.