Вокруг меня те же парни, что были на старте. Мы почти в голове колонны. Других женщин я пока не видела. Кроме тех, что стоят по обочинам. Там всё пестрит, все еще без верхней одежды. Только что закончилось теплое лето, и у многих на лицах, руках и ногах пока держится загар. Сейчас вечер, поэтому на плечи у всех что-нибудь наброшено, но еще можно ходить с голыми ногами. Я улыбаюсь. Во время тренировок на свежем воздухе я неплохо загорела, но по-настоящему загореть у меня никогда не получится.

Только Рози всегда была по-настоящему загорелой. И Маттиа, конечно. Такими они были всегда. Мы с Линдой были бледные. И сестры Линды тоже. Бледные и красивые. И вредные. А Линда – нет. Линда была какой угодно, но не вредной. Интересно, стояла бы и она сегодня на обочине, чтобы меня поддержать? Я отгоняю от себя этот вопрос. Сейчас самое важное – бежать. Не ускоряться, спокойно держать темп. Еще никогда я не бежала такую длинную дистанцию, даже на тренировках. Потому что так делать нельзя. Есть и другие вещи, которых делать нельзя.

Например, слишком много думать.

– Такого я еще не видел, – сказал тренер. – Она такая…

– Упрямая, – помог ему отец.

– Такие способности к бегу, – продолжал тренер. – У вашей дочери природный талант, это большая редкость.

– Я знаю, – согласился отец. – Она молодец.

– Еще какая, – сказал тренер. – И ей всего… сколько тебе сейчас лет, Нор?

– Пятнадцать.

– Пятнадцать, значит. Идеальный возраст, чтобы начать заниматься в клубе. Сколько времени ты уже тренируешься сама?

– Года два, – ответила я. – Но я бы не сказала, что я тренируюсь.

– А что ты делаешь? – спросил он.

Не знаю. Просто бегаю, и все. Как можно чаще и как можно быстрее. Я пожала плечами.

– Бегаешь в группе или одна?

Конечно одна. Я сама выбираю свой темп, увеличиваю его, пока не пойму, что больше не могу, просто бегу и бегу, свесив язык до колен и заполнив голову ветром. А внутри – абсолютно пусто. И вот это великолепно, лучше всего. Мне трудно представить, что было бы так же здорово бежать с кем-то вместе. Пришлось бы договариваться: когда, сколько, с какой скоростью. Даже думать об этом не хочу.

– Я всегда бегаю одна, – ответила я.

– Каждый день после школы, – добавила мама, – и на выходных, конечно, тоже. А еще она ездит в школу на велосипеде, десять километров туда и десять обратно. Едет так быстро, вы не представляете. Никто не может ее догнать.

Я пыталась прожечь ее взглядом, но она не замечала. Она даже раскраснелась, пока рассказывала: каждый божий день, в дождь и ветер… Как будто товар расхваливает, и этот товар – я. Мне хотелось уползти под стол.

– Понятно, понятно, – сказал тренер. И улыбнулся мне. – Легкая одержимость спортом. Нам такие нужны.

Я пожала плечами.

– Мне просто нравится, – сказала я.

– Она любит бегать, – добавила мама.

Думаю, он и без нее догадался. Не любила бы – разве бы я стала себя неволить каждый день, в погоду и непогоду?

– А сама-то ты хочешь заниматься в клубе? – спросил он.

– Конечно, – начала было мама. – Она…

– Я хотел бы услышать, что она сама об этом думает.

Я посмотрела на него. Перевела взгляд на маму. Она кивнула, потом опустила голову и уставилась на свои руки, сложенные на коленях.

На прошлой неделе она в который раз завела разговор: не хочу ли я заниматься в спортивном клубе? А я вдруг взяла и сказала «да». В ее голосе было столько мольбы. Как будто это важно ей, а не мне.

В тот день я пробежала не меньше двадцати кругов, и все это время он, оказывается, за мной наблюдал. Он не махал мне, не кричал всякие глупости, как иногда делали люди у нас в деревне, типа «Давай, Нор!», или «Ноги выше!», или еще чего похуже. Дождался, пока я закончу, и только тогда подошел.