– Сева, я заснула на самом интересном месте, – улыбнулась я, растягивая онемевшее тело.
– И надеюсь, выспалась. Уходи, – повторил все тот же бесцветный голос. – Фельдман вернется. Я не могу отвечать за нас обоих. Я не знаю, когда захочу есть.
– Я знаю. Я знаю, когда ты захочешь есть, – я засмеялась, потому что сама напомнила себе Риту – жену Севы, которая так много о нем знала.
– Ты находишь это смешным? – но он тоже улыбался. – Что ты хочешь выведать, глупая ты кошка?! – Неужели ты думаешь, что, если я расскажу тебе что-то новое, ты сможешь что-то изменить?
– Нет, Сева. Не думаю. Но люди любопытны, как кошки, ты же помнишь, – я снова улыбнулась. Не ему, скорее себе.
Я встала, отряхнула штаны, завязала веревки старых армейских ботинок и легко подхватила с земли рюкзак с запасами.
– Ты вернешься сюда?
– Я вернусь сюда.
Вампиры совершенно не ориентируются во времени. Но им его совершенно не жаль. Поэтому уходя, я была уверена, что Сева будет ждать меня здесь. По какой-то понятной ему одному причине я была нужна ему. А может быть, и Фельдману. Поэтому они будут меня здесь ждать сколько угодно времени, пока я буду стареть в километрах от них по своим жалким человеческим секундам и минутам. Они будут отлучаться лишь поесть, возвращаться и ждать меня. Зачем? Хотела бы я знать зачем.
Третий день убывающей Луны. Значит, во что бы то ни стало мне нужно попасть в центр старого города, на встречу с Лобовским. Да-да, он жив-здоров и даже не особенно постарел. Мой добрый бесстрашный друг стал одним из отцов нового времени и вполне сносно себя чувствовал. Его время течет еще медленнее моего, говоря современным языком, он одна из самых сильных особей нашего времени. И он один из немногих, кого я знаю из прошлой жизни…
И. Бродский. Назидание
Старым городом мы называем центр Москвы, который вампиры не жалуют. Свои фермы и фабрики они строят в спальных районах, на месте бывшего Северного Бутово, Чертаново, есть колония в Гольяново. Вампиры не особенно любят воду (может быть, потому что она плохо влияет на обоняние), зато вполне терпимо относятся к нечистотам, каменным руинам, песку и напрочь лишены того, что мы раньше гордо называли «эстетикой» и «чувством прекрасного». Этакие урбанисты позднего собянинского периода. Их смущает все, что напоминает им о власти на земле человека. Свидетельства царствования на Земле личности: история, отраженная в культурных памятниках, знания, которые не будят в них интереса, тонкая материя светлого поэтического разума. Все, что делало человека сильным духом, приближало к создателю, все, что отличает созидателя от разрушителя, глубоко противно вампирам. Центр города – это концентрация нашей исторической памяти – не личной, делающей нас сентиментальными, а потому уязвимыми, а многовековой и коллективной, которая долгое время была непреодолимым препятствием для вампиров в мир людей. Если бы я могла выбирать места для своих частых «прогулок», вряд ли бы выбрала центр. Я жила здесь до того, как мир захватили вампиры, и здесь в большей степени подвержена воспоминаниям. Они, как, вирус охватывают мой организм, стоит взгляду упасть на знакомую стену разрушенного дома или растрескавшуюся ветхую дверь сохранившегося. С другой стороны, этот изменившийся местами ландшафт лабиринта знаком мне как никакой другой, что облегчает процесс выживания в случае внезапной атаки и позволяет составлять навигацию для наших колоний. Среди вольных людей было много приезжих, даже иностранцев, им приходилось намного тяжелее, поэтому можно сказать, мне грех жаловаться. Мое особенное, можно сказать, выигрышное положение в новом социуме во многом сложилось стихийно – благодаря счастливому стечению обстоятельств, качеств характера, которые в новой реальности обрели неожиданное, определяющее значение, привычек и навыков, которые в прошлой жизни мне были совершенно не нужны. Например, раньше мужа очень раздражала моя слабость – есть от случая к случаю и обходиться скромными порциями еды. Кто знал тогда, что это качество будет развиваться не как моя личная особенность, а как новое свойство вида, эволюционирующего в нечеловеческих условиях. Знает ли он, что сейчас мы едим два-три раза в неделю, а не в день? Знает ли, что самой полезной едой считается теперь то, что раньше мы едой не считали? Знает ли, как изменился наш кишечник, микрофлора… Я не хочу думать дальше об этом. Узнал или нет – какая теперь разница?!