Последнее обстоятельство более всего озадачивало Элоиза. Он прекрасно знал, что Тонни всегда предпочитал богатых любовниц. Впрочем, его нельзя было назвать альфонсом: в материальном плане он крепко стоял на ногах. В подобных вариантах ему казалось забавным наблюдать, как в самодовольной, не нуждающейся ни в чём «самке» постепенно пробуждаются инстинкты хранительницы очага. Как она, в итоге, рано или поздно перевоплощается в обычную бабу, которая начинает кухарить, собственноручно утюжить воротнички рубашек своего возлюбленного, нанимать дизайнеров, меняя интерьер спальных комнат на более уютный, по-домашнему комфортный, и, не оглядываясь, тратит невероятное количество денег, выполняя любую прихоть своего «самца». Но, как пояснил Тонни, в такой любви есть что-то от пищи, напичканной вкусовыми добавками – по началу она может показаться весьма аппетитной, но затем от неё начинает сташнивать. Поэтому он исчезал из жизни своих богатых любовниц также неожиданно, как и появлялся.

Возможно, что в близких отношениях с Дженни Маркет он находил некую отдушину от премудростей богемной жизни. Возможно, что, наконец-то, перебесился и захотел чего-то более стабильного и естественного в любви. Подумав об этом, Элоиз вспомнил стихотворение некой русской поэтессы Юлии Акуловой, приложенное братом к письму. Тонни сообщал, что Дженни прочла его как-то вечером, когда узнала, что Тонни предстоит отправиться в длительную командировку. Элоиз был далёк от поэзии, он в ней ничего не смыслил и попросту не любил. Если бы не воинская рутина, то он, скорее всего, забыл бы об этом стихотворении, но тогда, сидя на лавочке возле казармы в тоскливой меланхолии, он воспринял его близко к сердцу и заучил наизусть.

«Вот и всё – рука в руке…

Жизнь опять на волоске!

– Не забудешь?

– Как всегда.

– Буду ждать! Приедешь?

– Да.

– Вот и всё, в дверях не стой!

– Бог с тобою!

– Бог с тобой!»

Исподволь тихо процитировал Элоиз, сунув записную книжку брата во внутренний карман пиджака. Неожиданно для себя он почувствовал всю безыскусность поэтических строк. Даже сумел представить некий женский образ, возможно схожий с настоящим образом Дженни Маркет. И он в воображении Элоиза рисовался вполне привлекательным. Теперь Элоизу Дженни не казалась столь заурядной и обыкновенной. Видно, в ней была какая-то изюминка, и Тонни сумел рассмотреть её.

Элоиз перебрал бумаги на рабочем столе брата, надеясь отыскать фотографию Дженни. Его попытки не принесли желаемого результата, но на одной из страниц с отпечатанным на пишущей машинке текстом, ему на глаза попалась фамилия профессора Дворецки. Элоиз вспомнил, в том же письме Тонни упоминал о нём, но более подробно описывал новоявленного «Святого», сверхъестественные способности которого производили неизгладимое впечатление. Единственное Элоиз не смог припомнить, каким образом Тонни связывал «Святого» с профессором. Он пожалел, что, то письмо затерялось. «Что ж, пожалуй, для начала необходимо найти Дженни Маркет», – решил Элоиз.

Неподалёку от дачи у таксофона стоял мужчина. Он старательно затирал пятно грязи на плаще. Когда Элоиз выехал на машине из-под навеса и скрылся за лесопосадкой, мужчина сунул голову под колпак таксофона и, набрав номер, сказал:

– Он едет к городу.

– Хорошо, – прозвучало в ответ. – Передайте это второму. И какого чёрта вы звоните через городскую связь?

– А наша, ну… это…

– Идиоты! Была бы моя воля, поувольнял бы вас всех разом!

Метрах в ста от таксофона мужчину ждал автомобиль.

***

Адрес Дженни привёл Элоиза в район, в котором сдавались недорогие квартиры. Ему пришлось довольно долго колесить по улочкам, разыскивая среди однотипных построек дом Дженни. Эта часть города напоминала Элоизу «чёрное гетто». Наблюдая за людьми, сидящими на грязных тротуарах, он задавал себе вопрос: «Что заставляет их так жить?» – и не находил ответа. Остановившись у дома под номером «8», вылез из машины и, минуя лужи, вошёл в подъезд. По истёртым ступеням поднялся на четвёртый этаж и постучал в измазанную сиреневой краской дверь. Ему никто не ответил.