Наташа чувствовала, как тысячи иголочек покрыли всё тело, она попыталась подняться, но, вскрикнув от боли, снова упала в снег, который покрылся багровыми пятнами, теперь она поняла, что ей не выбраться отсюда, вся надежда на незнакомку, отдавшую ей свою шаль. Холод сковывал тело ледяным дыханием, так хотелось спать. Она не позволяла себе закрыть глаза, но сдалась, погружаясь во мглу.

Очнувшись от прикосновения чьих-то рук, словно в тумане ледяного сна, который до сих пор не желал отпускать её, она поняла, что какой-то мужчина нёс её на руках. Наверное, та женщина всё-таки вызвала врачей, подумала про себя Наташа и закрыла глаза. Её аккуратно положили на заднее сидения автомобиля на сложенное покрывало, здесь было тепло и пахло мужским одеколоном и сигаретами. Наташа слышала, как завёлся двигатель, и машина тронулась вперёд. Приглушенные голоса мужчин, негромкая музыка – это успокаивало и обволакивало, словно тёплым одеялом.

– Ничего не понимаю, – пожилая женщина, с волосами, уложенными в высокую причёску, развела руками, – она только что была здесь.

– М-да, – покачал головой врач скорой помощи, – то, что здесь лежал раненный человек, сомнения нет… вы говорите, девушка не могла встать?

– Что вы, молодой человек, она была раздета, только коротенький халатик, бедняжка, она словно сбежала откуда-то, в чём была.

– Вы позвонили в милицию?

– Да, а вот вы раньше приехали, а… девушки и нет… может, её кто-то нашёл?

– Надеюсь не те, от кого она сбежала, – как-то горько усмехнувшись заметил водитель скорой помощи.

– Ну, знаете ли, – возмутилась женщина, – вот у вас есть дети? Этой девочке не больше восемнадцати, такая ещё молоденькая.

Водитель осёкся и, вытащив сигареты, закурил. Вскоре подъехала милицейская машина, и женщина быстро направилась к ним. Когда она всё рассказала, два милиционера что-то записали и, взяв телефон свидетельницы, сели в машину.

Валерка лежал на полу, похожий на сломанную куклу. Изо рта стекала кровавая пена, а под животом растекалась лужа мочи. Он приоткрыл глаза и, закрывая лицо руками, сжался в предчувствии нового удара. Они били его методично и долго, превратив, что было недавно лицом в кровавое месиво.

Потом потащили в комнату и, привязав его же собственным ремнём, ещё пару раз ударили.

– Ты что решил нам всё испортить? – спросил его высокий мужчина лет тридцати двух. Он смотрел на Валерку, в глазах которого уже не осталось и следа от недавней бравады. Он был не на много старше прижатого к стулу насильника с абсолютно лысой головой, а тёмные раскосые глаза, выдавали те самые триста лет татаро-монгольского ига.

– Геннадий Альбертович, я не хотел… понимаете, я только припугнуть… – он скорчился от удара под дых и захрипел.

– Хватит, – небрежно бросил Динаров, отвернувшись к окну, – если бы мы не успели, то она могла погибнуть, слишком многое было поставлено на карту, придурок!

– Что я могу для вас сделать? – заискивающе пролепетал Валерка.

– Ты и так тут напортачил, – зловеще усмехнулся Динаров, – теперь ты нам не нужен. Долг погашен, как и обещали, мать твоя не виновата, что у неё сын ублюдок, – Динаров с презрением глянул на Валерку, – так что с этим всё как договаривались, но ты испортил товар и тебе придётся ответить.

– Но я… я всё сделаю! – закричал Валерка и отчаянно пытался вырваться из спутывающего его ремня.

– Заткнись, – один из громил саданул его по сломанному носу, отчего Валерка всхлипнул и заплакал.

– Давайте, пацаны, – Динаров вытащил из кармана куртки носовой платок и, вытирая им лицо и руки, положил его в карман, – отрежьте ему яйца и пусть сожрёт их.