– Инна, вы меня не поняли. Я совсем не подозреваю вас в намерениях меня куда-то заманить. Я как раз понимаю, что ничего для вас не значу. Это вы для меня много… все значите… А я действительно женат… уже давно. Почти девять лет. И брак этот с самого начала был неправильный. И теперь уже исчерпан. Я на днях сказал своей жене, что полюбил другую женщину… Вас то есть… И теперь хочу вас просить – помогите мне разобраться, что с этим со всем делать? Сейчас я вас оставляю… Вы обо всем этом подумайте. А через какое-то время я снова появлюсь. И мы поговорим…

Генрих замолчал и тут-то и коснулся моей руки, как бы прощаясь. Потом резко повернулся и пошел к трамвайной остановке. А я осталась с раскрытым ртом…

* * *

День, начавшийся так странно, и дальше шел наперекосяк. Разговор с редактором «Сибирских огней» Лаврентьевым не состоялся, его срочно куда-то вызвали. Я, раз уж оказалась в журнале, зашла в отдел поэзии и взяла стопку стихов Казимира Лисовского для нашей газеты, о которых договаривался еще до отпуска Горбунов. И побрела пешком. Сначала по Красному проспекту, а потом через овраг, мимо развалюх Каменки, то под горку, то на горку, в военный городок. Шла больше часу. Но ведь транспорта прямого все равно не существовало. Пришлось бы ехать с пересадкой, вкругаля. По времени то на то и получилось бы. А в течение этой длинной прогулки я все передумывала, пережевывала утренний разговор. Пыталась разобраться в своих чувствах, ощущениях. И не могла. Было ясно одно – к такому повороту событий я совершенно не готова. Да, каких-то необыкновенных обстоятельств, романтических, фантастических, я в своей личной жизни ожидала. Встреча в командировке, знакомство в пути, отпуске, спасение в шторм. Рафинированная компания… Короче, как там у Драгунского – «Пожар во флигеле, или Случай во льдах»? Но чтоб ординарная ситуация, прозаическая, служебная вдруг так круто перевернулась? И, главное, неясно – к добру это или к худу? Нужен ли мне этот человек? Который уже, не спросясь у меня ответа и совета, принялся что-то менять, ломать в своей жизни. Возложив каким-то образом на меня ответственность за его судьбу… И за судьбу неизвестной мне женщины… А он мне нравится?.. Скорее всего… если быть честной… то да! Как хороши были наши утренние поездки, как интересны разговоры! И как (теперь можно себе сознаться) мне их стало не хватать в последнюю неделю! А! Так вот, оказывается, почему он исчез! Он принимал какие-то решения… Внутри себя? Или считал нужным жену поставить в известность?

Эти размышления вслепую и впустую дорисовывали портрет героя, добавляли ему светлых красок, истолковывали почти все в его пользу. Но главное – ситуация становилась все острее и загадочнее. Хотелось заглянуть на следующие страницы. Хотя подчас я начинала опасаться, а не наткнусь ли я в них на какую-нибудь пошлость, двусмысленность?

И уже добравшись до своего рабочего стола, отдав Захару стихи Лисовского и получив его согласие на работу с письмами, я отдалась этому простейшему, полумеханическому занятию. На большее сегодня я была неспособна. И так – до шести.

Дома я все-таки не утерпела, рассказала бабушке сегодняшнее происшествие. Чем немало ее встревожила. Она, как я узнала позже из ее писем к маме в Ростов, была обеспокоена моим затянувшимся безбрачием. Но не скандальным же образом с ним прощаться! Слава богу, у меня числился чуть не взвод холостых приятелей. Правда, все они бабушку в качестве моих возможных мужей не устраивали. Граф – грязнуля, у Рогова – плебейские руки (их не искупал чеканный профиль). Леня оказался слишком зависим от собственной матери. Арон не внушал доверия своей слишком яркой внешностью («красивый муж – чужой муж»). Виталий опрометчиво успел жениться, раньше, чем бабушка его увидела. Но думаю, что и он не был бы одобрен: тоже небрежен в одежде и быту. Знаком плюс оценивался один Васька, очень обязательный, аккуратный, добропорядочный. Бабушка мечтала: «Вышла бы ты за него замуж. Он всегда в командировках. Как бы мы с тобой хорошо жили!» Действительно, вариант прекрасный! Жаль, что ни Васька ко мне, ни я к Ваське никаких чувств, кроме чисто дружеских, не испытывали.