Тот, пожевав губами, без тени укора отвечал мне:
– Некоторых отцов любить и не за что, Павел!
Мама же забеременела от Григория Орлова, была вся в сложных чувствах. Ей, по большому счёту, было не до ситуации в стране. Я понимал, что, если на Екатерину сейчас не повлиять, мы можем потерять Россию. Папа имеет намерения её расстроить до такой степени, что потом мне её не «собрать».
Свою детскую ревность к любовникам матери я держал под контролем и решил повоздействовать на чувство самосохранения Орловых. При очередном уроке Алексея Орлова и поинтересовался, не опасаются ли братья за свою жизнь.
– Как же отец ваш, Ваше Высочество, он же лучше знает, кого наградить, а кого наказать? – не удивился Алексей.
– Ох, Алексей Григорьевич, только Господь справедлив и всезнающ, а царь-батюшка-то не Господь Бог. Тем более не коронованный-то… – я сказал это самым глупым своим голосом, чтобы показать, что я повторяю чужие слова.
– А что же, Ваше Высочество, неужели Вы своего отца не цените? – хитрый Алексей продолжал меня прощупывать.
– Папенька мне Богом дан, а отвечать за Россию – мой долг! – вот здесь, я, похоже, не выдержал и немого отклонился от предполагаемой линии разговора.
Алексей внимательно на меня посмотрел и спросил:
– Неужели Вы за нас радеете?
– И за Вас тоже, Алексей Григорьевич! – здесь я намекнул на то, что именно он мне ценен, а не брат его, – Но и за себя и за учителя своего Никиту Ивановича, и за Алексея Григорьевича Разумовского тоже. – И навёл его на тех людей, во мнении которых, по этому вопросу я уже не сомневался.
– Ну, Ваше Высочество, как же нам, самого́ Императора, что ли, обижать? – вот хитрован, делает вид, что не понимает ничего и даже не думает о таком.
– Алексей Григорьевич, я не понимаю Вас, мы же про правду говорим? Как слова правды папеньку обидеть могут? Ведь честность – это же главное свойство дворянина? – вот тебе, Алексей Григорьевич, получи. Не всё же тебе дурака изображать.
– А может верность? – продолжал играть он.
– Верность, да, конечно. Для государя – верность отчизне, вверенной тебе Господом!
Разговор получился очень сложным и натянутым, мне регулярно приходилось включать ребёнка, но своего я добился. Орловы начали активно искать контакты с Разумовскими и Паниными, маму слегка встряхнули.
После этого я также открылся Екатерине, сказав, что не переношу отца, и его правление может полностью разрушить государство. Я сравнил его царствование с царствованием Лжедмитрия35, которое послужило началом Великой Смуты36. И открыто признал за ней право свергнуть его, спасая страну. В общем, сообщил о своей полной поддержке.
К заговору присоединился накрученный мною Панин, который боялся потерять влияние на престол, а значит и своё положение. Разумовский также пообещал поддержку, отойдя от принципа невмешательства, и привлёк к заговору своего брата Кирилла с его Измайловским полком37.
Но настоящей душой заговора оказались Орловы. Братья были очень популярны в гвардии, которая должна была стать орудием смены власти. Наконец и мама разрешилась от бремени, родив мальчика, названного Алексеем. Всё было почти готово.
Спусковым крючком оказался мир, заключённый с Пруссией, а точнее, торжественный ужин, который закатил Пётр по этому случаю в Петергофе. На празднике папенька потребовал от моей матери встать и выпить за здоровье Фридриха Великого, сопровождая своё распоряжение крайне неприличными словами и жестами. Как мне потом передавали, это было очень мерзко и некрасиво. Мама отказалась, и тогда отец начал грубо оскорблять её и меня заодно.
В мягком изложении его слова были о том, что мама ему никогда не была верна, он с ней не жил, а я, таким образом, вовсе не его сын. Более того, он заявил, что завтра же нас лишат статуса и отправят в крепость.