Вот он оказался бриллиантом не менее чистым и ярким, чем сам Ломоносов. Никогда о нём не слышал, но масштабом его ума и веры был искренне поражён, и если, до встречи с ним, посещение церкви для меня было чем-то обременительным, хотя и хорошо знакомым и привычным, то после неё, я стал посещать храм, действительно ощущая благодать Божию и искренне мечтая приникнуть к ней.

Но вот отношения у него с Ломоносовым не складывались. Академик находился в жёстком конфликте с Синодом 25и официальным руководством церкви, которые исповедовали дремучие взгляды на научную теорию и пропагандирующие самые отсталые обычаи жизни. Ломоносов, завидя Платона, фыркая, обходил его стороной.

Платон же все эти демонстрации воспринимал с показной улыбкой и не преследовал учёного. Откровенно говоря, с моей точки зрения, как раз Платон и не был явным ретроградом и обскурантом. По-моему, он не демонстрировал публично отрицательного мнения к такому поведению руководства Синода исключительно из политических соображений, но всё-таки…

Однако месяца через три, Ломоносов поспешил, придя на нашу беседу значительно ранее оговорённого срока, и в кабинете столкнулся с Платоном, который как раз излагал мне свою точку зрения на Великий Раскол. Эта трагедия христианской церкви началась ещё в IX веке, когда епископ разрушенного и обнищавшего Рима – папа Лев III, договорился с тогда ещё просто вождём полудиких франков Карлом Великим и возложил на него корону Империи. А тот, в свою очередь, объявил его главой всей христианской церкви.

Константинополь, конечно, к этому времени сильно расслабился, почивая на лаврах, ощущая себя единственным цивилизованным городом на земле – Вселенская Патриархия и Восточная Римская, а тогда ещё просто Римская и единственная в мире, империя сильно оторвались от своих бывших подданных и паствы в Западной Европе, но здесь все они оказались сильно, даже смертельно, шокированы.

– Что происходит? Вы все, кто такие? Как же так? – все эти вопросы посыпались как от Вселенского патриарха, так и от самого Римского императора.

А вы-то сами кто такие? – ответили им из Рима. – Нас здесь все знают, у нас в союзниках самый сильный местный правитель! Пусть у нас диковато и не цивилизованно, ну что? Мы привыкли! Да и что вы нам сделаете-то? От церкви отлучите? Так про это здесь никто и не узнаёт. Войска пошлёте? А есть у вас свободные? Что и завоёвывать эту дикую разорённую землю всерьёз будете?

В общем: слово за слово, восточная и западная церкви начали расходиться как в море корабли. А потом, через двести лет богословская и культурная практики настолько разошлись, что былое церковное единство христианства раскололось и кануло в Лету, и, наверное, окончательно…

Ломоносов, услышав про Раскол, не стал разбираться и обрушился на отца Платона с обвинениями официальной церкви в нежелании исправлять свою ошибку с Расколом Никоновским, собрать православную церковь воедино. Здесь он, конечно, прав, Московский патриарх Никон в XVII веке таких дров наломал с изменением практики богослужения, сближением с греческими обычаями, а точнее, подчинения им, с чем не согласились многие миряне и священнослужители, и раскололось уже русская церковь…

И вообще, продолжал Ломоносов, такой взгляд на науку недопустим, ибо ведёт к застою, повышенной смертности и вызывает у многих неприятие само́й веры христианской, которая основа жизни народа и государства нашего.