– Ну, ты и жу-ук! – уважительно протянула Вера. – И ответил, и ноль на выходе! А если я спрошу, – кто эта личность? Ты скажешь, что это уже четвертый вопрос? Правильно?

– Угу! – мысленно позлорадствовав, согласился я. – Но я тебе, ни в чем не соврал! Да и вообще, какая разница? На настоящий момент, есть заботы поважнее. Согласись!

– Соглашаюсь, – вздохнула Вера обреченно, делая из гривы своих волос «конский хвост», как у Алияаниты, связывая попавшейся под руки тесемкой, и пояснила для всех: – Достали уже! В глаза лезут.

Посидела немного молча, собираясь с мыслями, и окончательно сдалась.

– Ну, ладно, слушайте…

«Драконом мало родиться, Им ещё надо стать».

Не совсем, Эдуард Асадов.

Антон.

Неизвестный мир на краю Вселенной.

Не знаю, чего уж такого они увидели в этом невзрачном каменном цветке, но их реакция оказалась для меня совершенно неожиданной. Массишшим быстро взял себя в руки, надо отдать ему должное. Да и по-другому быть не могло, все-таки – он правитель, хоть и небольшого, но, государства. Это я так предполагаю, по отсутствию официоза и пышности в обрядах. Взять, к примеру, эту помолвку. Кроме семьи, – никого.

А с другой стороны, делать преждевременные выводы неправильно. Я ведь даже названием этого мира не удосужился поинтересоваться, не говоря уже о его местоположении, по отношению к Земле. Чему меня только учила Марья Николаевна, наша классная руководительница и по совместительству преподаватель географии? Двойка, Кириллов, однозначно!

Массишшим подошел, словно нищий за подаянием с протянутой рукой и выражением отчаянной надежды на лице.

– Можно посмотреть? – он, кажется, и дышал через раз.

– Конечно! – все еще недоумевая от такого пиетета, я вложил камень в его подрагивающую ладонь.

Массишшим осторожно поднял ее на уровень глаз и застыл, напряженно рассматривая цветок, медленно поворачивая и так, и сяк. Все остальные обступили его со всех сторон и тоже вперили свои взгляды в камень, изредка восторженно цокая языками.

Если моим новым родственникам вместо злата – бриллиантов невзрачные куски гипса в форме цветка нравятся, – это сугубо их личное дело. Значит, жизненные ценности у них несколько другие. Ну и пусть их!

Налюбовавшись вдоволь, все расступились, пропуская Массишшима. Тот подошел и осторожно протянул мне камень:

– Теперь мы знаем, какая она! Спасибо тебе! Ведь мы ее раньше только на Ленте Свершений видели, да рисунок, одним из архивариусов, со слов Первого Короля, сделанный. Береги ее сын, умоляю! – он аккуратно, словно это не грубый и холодный камень, а действительно нежный хрупкий цветок, вложил артефакт мне в ладонь. – Она, уникальна!

Я внимательно осмотрел камешек со всех сторон, пытаясь проникнуться и узреть признаки хотя бы какой-то необычности. И, конечно же, ничего не увидел. Обычная «Роза Пустыни», я таких «цветочков» сотни на севере Африки видел. Туареги считают, что они рождаются из верблюжьей мочи.

– А знаете, что… Папа… – я протянул ему неоцененный мною раритет. – Возьмите, пожалуйста! Дарю от чистого сердца! У Вас она в большей сохранности будет. А то я раздавлю еще ненароком…

Массишшим снова посинел от волнения. Да что ж такое?

– Только Вы мне расскажете, как ее зовут, и чем она уникальна!

Он бережно принял подарок и сделал знак рукой кому-то из сыновей.

Паша пулей метнулся из зала, и уже через минуту вернулся с ларцом резной кости, очень напоминающим утопленную мною в безымянном озере братину, только не близкой к прямоугольной форме, а квадратную и немного большую.

Открывалась она тоже чудно: снималась верхняя крышка вместе с двумя противоположными боковинами, а еще две, раскладывались. На дне ее лежал до боли знакомый мне кусочек парчовой чешуйчатой кожи цвета червонного золота. Точно такой же, как и на крыльях агатового дракона, отдавшего мне в шатре у алого демона розовую жемчужину. Он тогда еще что-то про каких-то шпрингов шипел. Теперь я знал, о ком шла речь. И только сейчас до меня дошло, – вставки, о которых распинался мастер Роуг, расхваливая уникальность подаренной матерью шкатулки, сделаны из кожи и косточек из уха такого же дракона.