». Пили всё, что продавалось в тех злачных точках. С непривычки и по молодости многие быстро напивались, их отправляли на такси домой. Так приобретался бесценный опыт.

И так по всей улице Свердлова, мимо Центрального рынка и Свято-Благовещенского кафедрального собора до Лопаньской набережной, где переходили мост через реку Лопань, добирались до Успенского собора в самом центре Харькова и вот только там под вечер группа, уже изрядно поредевшая, располагалась в каком-нибудь ресторане для плотного ужина с возлияниями и воздаяниями почестей Бахусу.



Затем группа выходила на привокзальную площадь, поворачивала направо и выходила на улицу Свердлова, позже Полтавский Шлях – одну из самых длинных улиц Харькова, и вот по этой улице наша группа шла и «отмечалась» во всех злачных местах, типа – простых разливочных, кафе, баров и прочих забегаловках.

Поздним вечером остатки группы добирались на трамвае по улице Пушкинской до «Гиганта» и БКК. Не факт, что наследующий день все участники загула, т. е. похода шли на занятия, но поводов вспомнить вчерашнюю обезьянку хватало на весь месяц…до следующей «обезьянки».

«У каждого пьянства свой запах особый:
Ликёр пахнет тайных фантазий свободой.
Шампанское пахнет кокетством и флиртом.
Разбитая морда – разбавленным спиртом.
Развратом и страстностью пахнет коньяк.
Взрывным позитивом – абсент натощак.
Вино отдаёт дорогим рестораном.
От вермута пахнет хихиканьем пьяным.
Коктейлями пахнут дебош и кураж.
Закваскою хмельною воняет алкаш.
Утратой способности двигаться – водка.
Стремленьем по бабам пройтись – виски стопка.
Джин пахнет желаньем нажраться красиво.
Желаньем отлить отличается пиво.
Похмельем тяжёлым с утра – арманьяк…
И только лишь трезвость не пахнет никак!»

А в сентябре, когда все нормальные студенты возвращаются с летних каникул и едут дружно на «картошку», стройотрядовцы законно и вполне заслуженно имеют право на отдых, и они отдыхают. Командир тогда повёз свою матушку на заработанные деньги в Вильнюс и Ригу к старым её знакомым и походить по магазинам, ведь Прибалтика тогда считалась в Союзе чуть ли не витриной капитализма.

Там тогда был впервые опробован «Рижский бальзам», который Командир в баре гостиницы гордо и небрежно попросил по привычке грамм двести. Потом он долго удивлялся почему все так на него смотрят, как немцы в том незабвенном «гаштете», местный люд пил бальзам малыми порциями и добавлял в основном в кофе.

ССО-77. «Украина» – Сургут-Уренгой

«Под крылом самолёта,

о чём-то поёт зелёное море тайги».

На следующий стройотрядовский сезон, после окончания 2-го курса Командир уже заранее начинал вербовать своих друзей: Байрона, Куска и Мишу, но в связи с определёнными проблемами, вылившимися в то, что он был вынужден покинуть общежитие БКК и переселиться «Гигант», стал реже встречаться с ними. Да и по весне у них начались обычные проблемы, Байрон страдал из-за музыки и неразделённой любви к девушке Таньке, «завалил» весеннюю сессию и оставался на лето в общаге сдавать «хвосты» и петь песни абитуриенткам, а «местных» Куска и Мишу поначалу не отпускали в ССО родители, боявшиеся возможных трудностей и испытаний для их детей. Радовало только то, что со временем Командир становился для них своего рода авторитетом, как старший наставник их шалунов, мол после армии, староста и все такое.

Когда Кусок, например, приходил на пирушку в БКК с неизменной 3-х литровой банкой портвейна, то он быстро напивался, не дожидаясь окончания церемонии, по поводу которой состоялась эта самая вечеринка или концерт Байрона и ложился спать мирно, посапывая своим большим носом. Вечером, когда Командира вызывали вниз к телефону у стола дежурного по общаге, оказывалось что всегда звонила его мама и она знала у кого надо было спрашивать о судьбе сына: