Первый раз прошел вхолостую. Проверив состояние наживки, забросила снова.

Немцы – Ханна и Бен – не рыбачили. Они сидели и переговаривались нордическими отрывистыми голосами. По смеху и слегка растянутому произношению некоторых фраз на повышенных тонах можно было догадаться о выражении эмоций во время беседы.

Два ощутимых подрагивания лески, и я замерла. Нет. Ничего. Мы медленно дрейфовали к юго-западу.

Немцы нахлобучили на себя широкополые джинсовые панамки. Ханна вскоре перешла на английский, расспрашивая о городе. Я ответила, что ничего не видела пока. Зря! На меня обрушился поток рекламно-туристической информации.

– Не бывали? Сходите, – повторяла она.

– Хорошо. Непременно, – обещала я, не выдержала и замахала руками. – Нет! Нет! Больше ни слова, прошу Вас! Хочу сама выбирать места и составлять о них мнение.

Она погрустнела, встала и развернулась к океану. Опираясь о плечи мужа, Ханна любовалась пейзажем.

– Красиво все-таки! – заметила она.

Ветерок налетел, качнул яхту, вскользь облизнул парус.

– Ах! – воскликнула Ханна, приседая от крена. Панамку сорвало с ее головы и отнесло за борт. Панамка шлепнулась в воду и начала тонуть. Джинсовая материя быстро намокала.

Диего, будучи нашим капитаном, не мог позволить приключиться потере. Он взмахнул спиннингом и быстренько поддел из воды панамку концом удилища. Обливая нас водой, панамка вернулась к своей хозяйке под наши восторженные аплодисменты.

Бен полез в корзинку за бокалами и бутылкой вина.

– Надо отметить! М? – предложил он.

Мы с Диего отказались. Бен откупорил бутылку и разлил по бокалам белое «Gabo do Xil» из Восточной Галисии.

– Ужасная шляпа! – смеялась Ханна, отжимая панамку и раскладывая рядом с собой для просушки.

– За спасение утопающих! – произнес тост Бен. Они подняли бокалы и отпили по глотку.

Диего нервно дергал снасть. От манипуляций леска перекрутилась и запуталась, часть узлов успела намотаться на катушку.

– Давай помогу, – предложила я.

– Было бы неплохо, – сосредоточенно заметил он.

Я быстренько закрепила свое удилище, делая упор между кормой и сиденьем, перебралась на его импровизированный капитанский мостик и принялась разматывать кружево прозрачных узлов.

Диего озадаченно распускал конец лески одной рукой. Мелькали неровно остриженные ногти. Огрубевшие от воды и солнца тонкие пальцы с заусенцами хранили крепкий дух табака.

– Погоди! Не так, – сказал он, облизнув губы.

– Туда надо тянуть, – возразила я.

– Да нет же, – Диего продел завиток лески, потянул и больше запутал моток.

Я перевела взгляд на него. Нежная кожа, незатейливый взгляд, легкая щетина на округлом лице, слегка курносый нос и тонкие подвижные губы – мальчишка мальчишкой.

– Ага! Вот, нашел, – воскликнул Диего. – Эх!

– Нет. Вот здесь, видишь основной узел? – ткнула я пальцем.

– Да погоди ты! – хмурился он.

– Намотай немного, – попросила я, распутывая и выпуская часть лески. – Ага. Хватит.

Споря и препираясь, вместе мы справились.

– Ишь, ты! – заинтересованно посмотрел на меня Диего. – Где научилась?

– У рыбаков, ясное дело, – откликнулась я.

Мы стояли рядом. Диего крутил катушку, собирая леску. Я иногда вмешивалась в процесс, распрямляя кольца лески. Показался пустой крючок.

– У меня попервам часто леска путалась, – пояснила я и усмехнулась. – Против сильного ветра бомбарду кидала. С берега.

Диего весело рассмеялся. Немцы допивали по второму бокалу.

– Что? – вторила ему я. – Другие тоже так делали. У них почему- то не запутывалась.

– Поймала что-либо?

– Тогда? Ага. Морскую собачку, пока леску сматывала. Пришлось одному знакомому в воду за ней лезть. Иначе – хана снасти! В середине декабря дело было. Вода уже холодная, благо – неглубоко.