– Реальный мир тебя, получается, не устраивает? – вслух подумала я.

– Что ты подразумеваешь под реальным миром? Это? – он махнул полукругом. – Ты же его почти не замечаешь. Двигаешься по своему ограниченному тоннелю и видишь малую часть. Кстати, он далеко не единственная наша реальность. И, должен признаться, не одна из самых совершенных. Но я вовсе не стремлюсь избавиться от нее полностью. – Тут Марсело слегка побледнел. – Подобные вещи удаются единицам. Зато я переосмыслил свое нахождение в ней.

– Каким образом? – заинтересовалась я, почуяв нечто неуловимо важное.

Он развернулся ко мне. Газета, которую чилиец держал на коленях, соскользнула вниз.

– Ты замечала – сначала мы учимся обо всем думать, а потом приучаемся смотреть на вещи так, как мы о них думаем?

– Пожалуй, да, – согласилась я.

– Ну, и?.. – Марсело внимательно вглядывался мне в глаза, ожидая выводов.

– Ты хочешь сказать, мы можем постоянно изменять наше представление об одних и тех же вещах?

– Умница! А теперь реши – почему мы так не делаем. Или делаем, но редко.

– Система, уклад, обстоятельства, – пожала я плечами.

– Разрушай систему!

– Кто не хочет оставаться в системе, тому место на обочине дороги, – возразила я, с некоторых пор я задумывалась о невидимой сети условностей и общепринятых норм. Они душили меня. Я винила во всем себя.

– Страшит обочина? – Марсело поднял газету, опять повернулся в кресле и сделал вид, что читает.

– Да, – призналась я.

– Чем?

– Не хотелось бы становиться на грань материального выживания.

– А если тебя через месяц не станет? Важно ли тогда благополучие?

– Нет, разумеется. Но «если» – это бич мозга, тормоз и якорь одновременно.

– Говори проще – трусость.

– Да.

– Хочешь продвинуться, изменить жизнь, но находишь тысячи отговорок, верно?

– Абсолютно верно. Даже приняв решение, постоянно оглядываешься назад и выстраиваешь огромную конструкцию будущей жизни на случай неудачи и отступления на прежние позиции, – кисло согласилась я и вздохнула.

– Знаешь, в чем ошибка? – Марсело резко закрыл газету и впихнул ее в чехол впереди стоящего кресла.

– Скажи, – прищурилась я, выжидая ответа.

– Путь назад закрыт. Его просто не существует, – заявил он, разводя руками.

– Как это? – испугалась я.

– Просто. Ты возвращаешься не на путь, а на физический уровень существования.

– А если все-таки ты вернулся?

– Прокручиваешься по кругу. Потом либо тебя выносит центробежной силой в новые, и не факт, что не в подобные обстоятельства, либо ты медленно умираешь в пустой отмершей оболочке вчерашнего.

Я разволновалась. Поток встревоженных мыслей рождал уйму вопросов, в которых я путалась. Старые проблемы всплыли на поверхность. Уйдя от Влада, я хотела быстрей забыть, залатать душевную пустоту. Растоптанная любовь вызывала горькие воспоминания. Долгая жертвенная покорность обстоятельствам сейчас расценивалась как низкое и недостойное, короче говоря – бесхребетность. Мы некоторое время молчали.

«Знала же, что Влад пользуется мной. И, нет! Мне, будьте любезны, хэппиэндик с привычным и узнаваемым «и жили они долго и счастливо, – не без сарказма в свой адрес подумала я. – А чтоб разом… еще тогда… несколько лет назад отринуть все понятное и рвануть в непостижимое – боязно!»

Глубоко вздохнув, я пронаблюдала через иллюминатор скопление облачности на высоте в несколько километров над землей.

«По крайней мере, процесс запущен. Отношений больше нет. Все кончено. Работы с его присутствием тоже нет. За время отдыха перенастроюсь и определюсь, как мне дальше жить», – подвела я незримую черту, сразу успокоилась и отвлеклась.