В груди был подленький страх и то чувство, которое у русских выкристаллизовалось в пословицах: стыд не дым – глаза не выест, спина от поклона не переломится, покорной головы меч не сечет, повиниться да в ножки поклониться, побьют – не воз навьют, спина наша, а воля ваша, тише воды ниже травы, не кичись, а лучше в ножки поклонись… и я покорно шел за ним, как Фатима за господином, которую если и пустят где вперед, то разве что по минному полю.

– Присматривайся, – сказал он вдруг, не поворачиваясь. – Мы прошли уже пять телекамер. Все заметил?

– Ни одной, – пробормотал я.

– Какой же из тебя компьютерщик?

– Хороший, – ответил я. – Хороший.

Он хмыкнул, все так же не оборачиваясь, – впервые видит наглеца, который так себя хвалит. Но я-то знал, что не похвалил себя, а даже принизил. На самом деле я не просто хороший, а замечательный спец по железу. Да и любую программку напишу с легкостью, сразу вчистую, после меня какие там баги, можно тестировать на любой конфигурации. Так что Конон не прогадал, когда пригласил именно меня…

Я шел через узнаваемые по играм залы, коридоры из Mist’а, спускался и поднимался по анрыльим и кваковским лестницам. Козаровский явно старался ошарашить богатством и великолепием, даже не ошарашить, а просто добить, ведь любой уже поражен, когда только подъезжает к воротам и видит сквозь ажурную кованную мастерами решетку в глубине зеленого пространства величественный замок…

А ведь, мелькнула мысль, этот особняк прошлым людям, в самом деле, кажется богатым и роскошным. Тут и мрамор, и дорогие породы дерева, и люстры, и картины… Но людям моего мира все это нищета, раз нет выхода в Интернет, если нет или мало компов. А здесь компы либо безобразно устаревшие, либо с допотопным софтом. И, конечно же, верх дикости – при таких бабках жить без выхода в Интернет.

Мы спустились по лестнице, все еще богатой и широкой, в подвал. Я ожидал увидеть ряды авто, но подземный гараж, наверное, под другим крылом. Здесь все те же просторные комнаты, стены отделаны дорогими и очень дорогими, даже я чую, породами дерева.

Козаровский направился к дальней двери. Настоящей железной, демонстративно не замаскированной, не покрытой даже кожей.

– Здесь везде телекамеры, – сообщил наконец он, все еще не поворачивая головы. Держался холодно и бесстрастно, но мне показалось, он сильно уязвлен моим молчанием. – Но половина либо не работает, либо не перекрывает все подходы. Займись ими, если умеешь.

– Это дело слесарей…

– А ты не умеешь?

– Сделаю. Но важнее, чтобы информация обрабатывалась. У вас какая аппаратура?

– Хорошая, – ответил он высокомерно. Рука его как-то уж очень привычно скользнула в нагрудный карман. У меня в желудке сжалось, здесь в подвале никто не услышит моего вскрика, если даже успею пикнуть… но в ладони Козаровского оказалась связка ключей. – Наверняка хорошая.

Я сглотнул ком в горле, спросил осипшим голосом:

– Да нет, какие компы?

– Ну, я офицер, – отрезал он с достоинством, – а не яйцеголовый. Компы есть! Стоят, жужжат. Летом от них жарко, а в ящиках так и вовсе пропеллеры крутятся. Там, внутри. Но все равно жарко. Ну и как тебе это все?

Он вставил ключ в замочную скважину, но не поворачивал, оглянулся. Наши взгляды встретились.

– Весьма, – ответил я. – Весьма!

– Что весьма?

– Всегда, – подтвердил я твердо и посмотрел ему в глаза. – Всегда!

В замке щелкнуло громко и властно. Так, наверное, щелкает затвор какого-нибудь стреляющего устройства. Типа гранатомета, а то и пушки. Тоже не маскируясь под изящную защелку, которую ставят на двери ванной или клозета.

В помещении воздух сухой, прохладный, чувствуется кондишен. Три стола в просторной комнате, комп в непомерно большом ящике, дисплей на двадцать дюймов, а на стене ряд черно-белых экранов. Я насчитал восемь, из них три отключены вовсе, видно же, а на остальных, тоже темных, внизу помигивают красные глазки индикаторов, готовы к работе.