– Товарищ военный, извольте предъявить ваши документы!
Достаю увольнительную, все честь по чести. А сам уже в сторону стоянки таксомоторов глаза скашиваю. Но не тут-то было.
– В автомобиль военной комендатуры бегом мааааарш.
И оказался я вместо родительского очага в помещении городской комендатуры.
– Как вы посмели, товарищ военнослужащий, позорить всю Советскую Армию. Кто вам это позволил – капитан смотрел на меня примерно так же как Владимир Ильич Ленин на мировую буржуазию.
– Так, это, что выдали, в том и хожу. Съежившись под взглядом офицера, лепетал я.
– А сапоги казенные, по какому праву испоганил?
Тут, я вспомнил, что у меня в кармане есть еще одна бумага, писарем родным сотворенная. Достал, показал, что не по своей воле, а токма ради прохождения службы, ну и так далее. Капитан долго звонил в мою часть, ругался матерно. (это у них, у военных, наверное такой профессиональный сленг выработался). А потом подал уже известную мне команду.
– В автомобиль военной комендатуры бегом мааааарш.
Приехал я домой не на такси, а на настоящем военном авто. И знаете, что батя родимый, сказал мне при встрече.
– Шо, сынок, ужо, выгнали. Выходит ты у меня такой непутевый, что даже в нашей армии не сгодился. Да еще и на моторе привезли, это значит, что б по дороге обратно не сбежал. Ну, давай заходи, гутарить будем. Вот вам и марксистско – ленинская философия. За успешное выполнение задания командования, и учитывая тот факт, что, будучи на гражданке я имел честь быть старостой учебной группы, меня произвели в сержанты с полным правом ношения трех желтых лычек на каждом погоне! Теперь я не просто курсант, а командир отделения состоящего из таких же, как я выпускников Краснодарского Политехнического Института. И конечно теперь я главный по нашей палатке. То есть отвечаю не только за себя. А еще и за десяток шалопаев, с которыми слопал за годы учебы не один пуд соли и не только ее одну. Как же утром хочется поспать, когда еще не жарко и в палатку проникает ласковый ветерок. Так нет же команда подъём кому дана, спичка уже горит. Ну и так далее, служившие меня поймут. А еще койку заправить надо. И не абы как, а специальными палочками уголки отбить. Как говорит наш старшина Дюбош: «надоть значит надоть». Короче, отбить я не успел. Заправить койку, конечно заправил. Но не по армейскому, а как обычно дома кровать заправляю. Ну, в общем, как всегда. И надо же такому случиться, что командующий курсами полковник Нечипоренко решил именно в тот день самолично, проверить порядок в наших палатках. Голос, которым звал меня дневальный, я не забыл до сих пор. «Ерихонская труба» тихо стоит в сторонке. Я стал перед полковником навытяжку, тем самым чуть не поднял палатку своей головой. Полковник был ниже меня головы на две. Поэтому, снял фуражку и смотрел на меня устало и обреченно – снизу вверх.
– Сержант посмотри на мои седины.
Я молчал.
– Нет, ты посмотри на мои седины.
Ты их видишь или у тебя повылазило?
– Виииижу – еле слышно пролепетал я.
Ну, я если видишь, то как ты думаешь, сколько лет я в армии.
– Не знааааю. Наверное, мноооооого.
– Очень много. Больше чем ты живешь на этом свете – полковник пытался стать на цыпочки, что бы смотреть мне в глаза прямо. Получилось плохо.
– И за всю свою армейскую службу, я не видел койки заправленной хуже, чем твоя! Значит так. Слушай сюда. В свободное время, будешь заправлять все койки этой роты. Лично приду и проверю.
Вы бы видели глаза моих товарищей, когда после тяжелого дня они не могли даже присесть на краешек своих кроватей, в ожидании высокого начальства. Полковник, как и обещал, пришел. Всё проверил. Ничего не сказал и ушел.