По всему полуострову из занятого врагом Милана хлынули беженцы. Бежала и Чечилия с мужем и детьми – ее владения, как дары «тирана» Сфорца, были конфискованы. Бежала она, как и многие миланцы, к маркизе Изабелле д’Эсте, с которой успела подружиться и даже вступить в переписку. Ведь Изабелла не могла пропустить человека, о котором так хорошо отзывался фра Маттео Банделло и прочие миланские гуманисты, и не включить в свою коллекцию корреспондентов! А что ее не любила младшая сестра, герцогиня Беатриче, так в этом есть своя прелесть. Фра Маттео Банделло, кстати, тоже тут и даже немного похудел от пережитых ужасов, впрочем, совсем незаметно. Позже его захлестнет волна французского отступления, и он вдруг обнаружит себя в Аквитании епископом с оммажем французскому же королю.

Леонардо да Винчи. «Портрет Изабеллы д’Эсте». 1499–1500 гг. Лувр

ЭТОТ РИСУНОК, ВЫПОЛНЕННЫЙ УГЛЕМ, САНГИНОЙ И ЖЕЛТЫМ КАРАНДАШОМ – ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЙ К ПОРТРЕТУ МАСЛОМ, КОТОРЫЙ, СУДЯ ПО ВСЕМУ, НИКОГДА НЕ БЫЛ НАПИСАН. СЧИТАЕТСЯ, ЧТО ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ ВЫПОЛНИЛ ЕГО МЕЖДУ ДЕКАБРЕМ 1499-ГО И МАРТОМ 1500 ГОДА, КОГДА НЕДОЛГО НАХОДИЛСЯ В МАНТУЕ, ПРИ ДВОРЕ МАРКИЗЫ ИЗАБЕЛЛЫ Д’ЭСТЕ, БЕЖАВ ТУДА ИЗ МИЛАНА, ЗАНЯТОГО ФРАНЦУЗАМИ. СОХРАНИЛОСЬ МНОЖЕСТВО ПИСЕМ, КОТОРЫМИ МАРКИЗА ЗАСЫПАЛА ХУДОЖНИКА, ЖЕЛАЯ ДОБИТЬСЯ СВОЕГО ПОРТРЕТА ЕГО КИСТИ, ЭТОГО РИСУНКА, КОТОРЫЙ ОН УВЕЗ С СОБОЙ В ВЕНЕЦИЮ, ИЛИ ХОТЯ БЫ КОПИЙ С НЕГО. ИМЯ МОДЕЛИ НА РИСУНКЕ НЕ ПОДПИСАНО, ОДНАКО ОТНОСИТЕЛЬНО ЛИЧНОСТИ МОДЕЛИ СОМНЕНИЙ НЕТ БЛАГОДАРЯ ДРУГИМ ЕЕ ИЗОБРАЖЕНИЯМ И ПИСЬМЕННЫМ ИСТОЧНИКАМ.

ТО, ЧТО ЛИЦО ЖЕНЩИНЫ ЗДЕСЬ ПОВЕРНУТО В ПРОФИЛЬ, – СЛЕД УЖЕ ИЗВЕСТНОЙ НАМ «СТАРОМОДНОЙ» ИКОНОГРАФИИ. ОДНАКО ЕЕ ПЛЕЧИ СЛЕГКА РАЗВЕРНУТЫ, А РУКИ СЛОЖЕНЫ ОДНА НА ДРУГУЮ: ЭТО ПРОООБРАЗ ЖЕСТА «МОНЫ ЛИЗЫ», КОТОРАЯ ПОЯВИТСЯ ЧУТЬ ПОЗДНЕЕ.

Успела бежать Лукреция Кривелли, к тому моменту родившая герцогу сына. Они тоже оказались в Мантуе, у маркизы Изабеллы.

Жизнь в изгнании и бедности, которая, казалось бы, должна повергнуть в уныние благородную даму, наоборот, вселила в Чечилию бодрость. Она спокойно наладила быт в новом городе, обеспечила детей едой и няньками и потихоньку начала снова принимать гостей, бывавших у нее на миланской вилле. Обедневшие, потрепанные жизнью, но не растерявшие блеск ума, они сидели на грубо сколоченной мебели, в нетопленом доме с некрашеными стенами и будто были еще счастливей, чем раньше – ну, по крайней мере, еще остроумней. Граф, чьи старые таланты добывать деньги из воздуха теперь так пригодились, с удовольствием сравнивал свою жену с Лукрецией Кривелли – та постоянно рыдала и запустила дом и ребенка. «Нет, все-таки мне досталась лучшая из фавориток!» Чечилия же испытывала тихое злорадство потому, что свой портрет с горностаем кисти Леонардо она успела прихватить, а Лукреция свой – нет, и он где-то сгинул во французских обозах.

Потом все уладилось. Законные сыновья Лодовико Сфорца от герцогини Беатриче вернули власть над Миланом, французы были изгнаны. Чечилия с семьей (похоронив лишь старшего, бастарда Сфорца) возвратилась в город и стала приводить в порядок свое разграбленное имение. Пусть стены были испачканы, мебель порублена, а капелла осквернена – все можно убрать, можно и нужно. Потому что, когда приводишь что-то в порядок, на душе наступает покой.

Портрет она повесила в заново обтянутой бархатом гостиной.

Однажды служанка сказала графу, что Чечилии принесли письмо, от которого та очень расстроилась. Он зашел в ее кабинет и увидел жену с окаменевшим лицом.

– Что случилось? – спросил граф.

Она протянула ему бумагу, которая показалась ему пустяковой. Писала маркиза Изабелла д’Эсте, упоминая о споре у себя при дворе: кто лучше, Беллини или да Винчи. «Припоминая, что Леонардо нарисовал Ваш портрет, мы просим Вас быть столь любезной и прислать нам Ваш портрет с этим посыльным, чтобы мы смогли не только сравнить работы этих двух художников, но также и иметь удовольствие снова лицезреть ваше лицо».