И повел нас Брртасмагорр какими-то дебрями и буераками, и повел, и повел! Ох, и сопели наши боевые соратники! Мы-то оставили канистры под навесом, а они уже не могли перелить дивный напиток из своих трубок обратно в бочки. И Брртасмагорру досталось – он же в горбу двести литров блаженства волок.

Вывел он нас к полю. Немаленькое такое поле, и все кустиками утыкано – листочки голубые розетками, из них стебельки с метелочками торчат, метелочки желтенькие, пыльца над ними серебристая летает. Сплошное умиление.

Мы на поверхность опустились не с пустыми руками. Худо-бедно, а сканеры при себе имели. Поэтому почтенных посетителей выследили довольно быстро и взяли в окружение.

– Главное – любезность! Нельзя без любезности! – сильно беспокоились раструбоухие. – Без таковой западло.

– Ну, попытайтесь, – позволил Брртасмагорр.

Их было пятеро мужчин и еще девушка. Все – земного роду-племени, все в полевом обмундировании и, кстати, при оружии – оружие я чую, но не носом, а чем – догадайтесь сами.

– Не извольте обеспокоить себя, – сказал им мой приятель-раструбоухий. – Мы почтительно просим и достойно умоляем сваливать.

– Не имеете права, – сказал мужчина, очевидно, бывший старшим. – У нас мандат Академии биологических наук, и Академии астробиологических наку, и Академии прикладной биологии…

Как пошел перечислять эти академии, доставая пластиковые именные карты-мандаты, как пошел сыпать всякими сердитыми словами – мы, оказывается, прерывая экспедицию, наносим всегалактической науке бешеный вред. Послушать – так шестерых сволочей, подобных нам, Вселенная еще не видала. И про нарушение права человека на познание он тоже загнул, куда ж без этого!

Брртасмагорр поднял когтистую лапищу, призывая нас, стоявших за его спиной, молчать во что бы то ни стало. Когда поток красноречия стал мелеть, он позволил оратору замолчать самостотельно. И тот замолчал.

– Очень хорошо, – сказал Брртасмагорр. – А сейчас вы оставите тут все, что накопали, и погрузитесь в свой челнок.

Повторяю – нас было шестеро, и их – шестеро. Но они – все молодые, поджарые, вооруженные, а мы, если вдуматься, безоружные. К тому же раструбоухие еле шевелятся в своих огромных надутых жилетах из трубок, а наш командир весит больше, чем было бы полезно в хорошей драке.

Стрелять они начали без предупреждения.

Брртасмагорр крякнул, выпустил крокодильи челюсти и кинулся в атаку.

Гробус у нас считался лучшим по экстрим-самбо. Он схлопотал пулю в плечо, но отнял трехствольник у девицы. Раструбоухие соратники втроем насели на одного. А четверо этих ученых гадов кинулись бежать. Один прихрамывал, другой нес правую руку в левой – это уже была работа Брртасмагорра.

– Догони! – крикнул Брртасмагорр. – Нельзя, чтобы улетели! Нельзя!

Он лежал на боку среди кустиков, а из груди били вверх прозрачные фонтанчики.

Я выдернул у жертвы троих раструбоухих большой плазморезак и побежал, куда велено, Гробус, дико ругаясь, – следом.

В нас стреляли, мы тоже стреляли. И так – пока не оказались возле их челнока.

Рядом с люком стояли длинные пластиковые ящики, очень похожие на гробы. Казалось бы – прыгайте, ребята, в люк и уносите ноги, потому что вооруженное нападение на группу кадровых офицеров Солидарных сил – дело подсудное. Так нет же – двое залегли и стали поливать нас белым огнем, а другие двое – заталкивать в челнок первый ящик.

Нам тоже пришлось залечь. И дело шло к тому, что они безнаказанно улетят, а вот мы останемся…

– Ничего! – крикнул Гробус. – Брртасмагорр сейчас свяжется с орбитальной! Далеко не убегут!

– Если он жив, – ответил я, регулируя резак, потому что заряд уже иссякал. – И сдается мне, что их там, наверху, ждет кто-то, кому начхать на нашу орбитальную.