– Вопросов там не задают, – обиженно проворчала Динка, спрыгивая с груды кирпича. – Зануды.

А пару минут спустя вокруг бессознательного сталкера уже вовсю суетились ученые.

– Жить будет, – сообщил некоторое время спустя Илья, вручая Динке стакан с кофе. – Где его так?

– На Милитари, с бандитами сцепился.

– Не завидую тем бандитам, – вздохнул ученый. – Анну Сергеевну предупредить нужно.

– Он на группу Витьки Шухера напоролся, – поделилась девчонка. – А Белую пока предупреждать не будем, он сам просил. Сказал, чтобы я его сюда доставила, потому что тут вопросов лишних не задают. И потом сознание потерял.

Илья понятливо кивнул и от дальнейших разговоров воздержался.

Хохот сосредоточенно разглядывал потолок, словно тешил себя надеждой отыскать на нем смысл жизни и ответы на все вселенские вопросы. Но не находил.

Болело все. Простреленный бок, отбитые ребра, пробитое плечо. Казалось, будто все тело от шеи и ниже представляло собой одну сплошную гематому. Каждое движение отдавалось новой вспышкой боли во всем теле разом, даже дышать удавалось с большим трудом. Потому и не оставалось других занятий, кроме как разглядывать грешный этот потолок.

Палата сводила сталкера с ума своей стерильностью. Все строго рассчитано, с хирургической точностью и сугубо научным прагматизмом. Ничего лишнего, ничего ненужного, никаких отклонений. Моргают лампочками приборы, поддерживая и фиксируя состояние пациента, да слышно, как за дверью шныряют туда-сюда местные дарования от науки.

«Хоть бы муха какая пролетела», – внезапно подумалось сталкеру.

Но не было даже мухи. А только проклятая стерильность, навевающая глухую тоску. И пустота в душе.

Пустота эта, казалось, захватывала сознание целиком, с жадностью обезумевшего мутанта пожирая всё внутри. Не было в этой пустоте ни эмоций, ни чувств, ни мыслей. Лишь бесконечное, абсолютное ничто. И эхом звучали в голове слова Витьки Шухера: «Дядь Леш, дай закурить»…

Хохот вздохнул шумно и протяжно. Мысли в его внутренней пустоте все же были. Тяжелые и сумбурные, но были. Курить хотелось нечеловечески. До потемнения в мозгу и зубовного скрежета. Но научники, пристально следящие за состоянием пациента, курить не разрешали категорически, настаивая на том, что организм должен восстанавливаться, а не никотин перерабатывать. Даже Илья разводил руками и настойчиво просил перетерпеть.

Внезапная перемена в окружающей действительности отвлекла Хохота от мрачных размышлений.

– Здравствуй, Дина, – со вздохом произнес он в пустоту и замер в ожидании.

– А ты откуда знал, что я приду? – полюбопытствовала девчонка.

– За пару мгновений до твоего появления температура воздуха падает в радиусе нескольких метров, – все так же изучая потолок, пояснил сталкер. – Уж не знаю, как на открытой местности, но в помещении ощущается совершенно отчетливо.

– Как сквозняк?

– Ага, потусторонний, – устало хмыкнул Хохот. – Вопросы задавать пришла?

– Пришла, – кивнула девчонка.

– Мне вот что интересно, тебе наука при появлении дезинфекцию не устраивает? – стараясь уйти от темы, спросил он.

– А зачем? Я ж не живая, – пожала плечами Динка. – Следовательно, никакую заразу на себе притащить не могу. Мне тоже интересно было, пока они тут надо мной опыты ставили. Даже в болото лазила и в Рыжий лес, чтобы понять, могу я на себе всякую дрянь таскать или нет. Оказалось, что нет. Радиацию, как выяснилось, тоже. Илья подтвердит, если ты мне не веришь.

– Так ты сама по себе зараза, девочка, – проронил Хохот. – Почему сразу про Витьку не рассказала?

Динка, не ожидавшая вопроса, вздрогнула и уставилась на сталкера.