Мотя был одинок даже среди ликующей толпы, сжигающей западные книги. Он много пил в тот вечер, лишь бы прогнать мысли. Не думать о родителях, которые давно уехали, не вспоминать жену. Забыть про начальника, который заставляет подписывать документы.

Родители и жена уехали от правительства, чтобы не видеть то, что творится вокруг. Но правительство дало Моте шанс. Дало образование и возможность работать. Работники КУНИ каждый месяц присылали напоминание об этом. Мотя не хотел думать, он просто хотел выпить побольше и обо всём забыть, хоть ненадолго.

Утром Мотя с трудом открыл глаза. Будильник верещал так, что его звук причинял боль. Слишком уж много Мотя выпил накануне. Подняться с кровати казалось невозможным. Но Мотя должен был совершить этот героический поступок, одеться и отправиться на работу.

Спустя двадцать минут Мотя стоял на остановке, но героем себя не чувствовал. Он чувствовал, что ему холодно и больше всего на свете хочется вернуться домой и спрятаться под тёплым одеялом. Автобуса долго не было, а дырявые стальные стенки остановки не могли спасти от пронизывающего ветра.

Когда автобус всё же подъехал, в него бросилась толпа замёрзших людей. Их оказалось так много, что задняя дверь не могла закрыться.

– Вдохните поглубже! – закричал водитель. – Отожрались как свиньи, автобус даже поехать не может.

Дверь с трудом закрылась, автобус тронулся. Многие пассажиры праздновали накануне и обильно выпивали. Они, как и Мотя, страдали от похмелья. Один мужичок умудрился привязать себя к поручню, повис на нём, закрыл глаза и свесил голову.

Окна запотели от образовавшегося в салоне облака перегара, которое никто не видел, но каждый ощущал. Автобус ехал по разбитой дороге, его подкидывало и трясло, от этого аттракциона женщину сзади стошнило. К аромату перегара добавился аромат испражнений её желудка.

На работе Мотя надеялся передохнуть от тяжёлой поездки. Но стоило ему присесть, как из-за приоткрытой двери раздался гнусавый голос заместителя начальника:

– Хозяин сказал, чтобы ты ехал проверять детский сад.

– Я только пришёл, – возразил Мотя. – Детский сад – его объект. Я даже проект не видел. Что я там буду проверять?

– Хозяин заболел. Сказал, что ты должен его сегодня принять. Давай, иди.

– Машина хоть готова?

– Служебная машина у хозяина на даче. Езжай на автобусе.

Опять остановка, долгое ожидание автобуса и ещё более долгая дорога к неизвестному детскому саду. Начальник Моти приказал не вмешиваться в проектирование и строительство этого объекта. Порсусукиф иногда лично курировал объекты. Когда строительство завершалось, у него появлялась либо новая машина, либо новая квартира. Мотя ничего не знал о его объектах, как и о том, на который ехал.

Поездка длилась два часа. В салоне уже никого не было. Только Мотя и водитель, разговаривающий с радио.

– Что там у нас? – приговаривал он, прибавляя громкость радиоприёмника.

«Членами ЦИРК было утверждено право последнего голоса. Согласно этому закону, местные жители, умершие не позднее сорока дней до начала выборов, смогут принять участие в голосовании. В ЦИРК сообщили: „Их тела будут помещаться на вращающийся стол, а затем раскручиваться. Фотография кандидата, рядом с которой остановится голова усопшего, будет считаться его выбором“. Процедура последнего голоса будет реализована в закрытом режиме. Право последнего голоса прокомментировал глава ассоциации независимого демократического общества наблюдателей».

«Вот запад. Давайте не будем забывать, что запад – не просто запад. Как когда-то выразился профессор Шмонькис: „ЗАПАД – это заграничный альянс, противодействующий абсолютной демократии“».