Голос Глазьевой, чуть приглушённый костюмом, звучал довольно враждебно:

– Игрок Ведун, вы превышаете полномочия.

Надзорщик недовольно поджал губы, но отступил на шаг назад.

– А вам не кажется, Екатерина, что название твоего отдела обязывает не вмешиваться? – холодно спросил он, – Вроде бы тут нюбсов нет?

Я сразу вспомнил, что Глазьева работает в Отделе Невмешательства. И ей мягко намекнули, что её юрисдикция – нюбсы.

– Функции Надзора представляю я, – через пару секунд модератор Чернецов показался на груди тролля.

В его руке покачивалась та самая резиновая дубинка, которой он мне угрожал ещё на историческом допросе.

Лицо надзорщика окаменело, он поднял глаза, разглядывая появившийся силуэт.

– Чернец, тебе известно, кто это?

Модератор Чернецов приближался.

– Да.

Игрок, названный Ведуном, резко дёрнул головой, с вызовом посмотрел на модератора.

– И? Ты вот так спокойно заступаешься за сына врага?

– Я лишь выполняю закон, – Чернецов спрыгнул и присел возле Бори, потрогал живчик на шее.

– Живой, живой, – Ведун похлопал по своему кошелю, – Тем более, свитки воскрешения при мне.

– Почему ты не доложился, что нашёл беглецов? – спросил модератор.

Ведун задумчиво пожевал губы, а потом задал встречный вопрос:

– А вы? Доложились?

Екатерина и Чернецов молча переглянулись.

– Что-то мне кажется, у вас обоих тут личные мотивы, – насмешливо продолжил Ведун.

– Закон един для всех, – нервно бросила Екатерина.

– Это мы – закон! – глаза Ведуна сфокусировались на мне, а потом он щёлкнул пальцами, – Замри.

Да ну твою же… за ногу!

Глазьева сразу же подняла кинжал, упёрла в шею Ведуну.

– Если бы ты не был в Надзоре… – с ненавистью прошептала она.

– Спокойно, спокойно. Я его не собираюсь трогать.

Ведун осторожно отодвинул Екатерину, протянул руку под её взглядом, потом нагло залез в мой кошель и поднял над головой табличку:

– Видели?

Екатерина ничего не сказала. Чернецов с усмешкой бросил в ответ:

– Ну, скилл, и что? Это ж нуб, давно пора выбить.

– Третий! На пацана смотри, не видите, что ли?

Глазьева развернулась, во все глаза разглядывая меня.

– Твою ж дивизию, – вырвалось у модератора, он тоже уставился на меня, – Действительно.

Я пытался двигать губами, чтобы хоть что-то сказать. А Ведун отдал табличку моим защитникам, и сам отошёл на шаг назад.

– И тётя у пацана, оказывается, обнулила его.

– Обнулила?

Чернецов ошарашенно обернулся на Ведуна, потом вытаращился на меня. Потом на табличку, и снова на меня.

– И уже три скилла? – Екатерина спросила это испуганным шёпотом, – Так он же вроде как на первом курсе.

– Так вот почему непонятно тогда было. Я вижу, вроде как нюбс, и в то же время запперс, – модератор чесал седой затылок.

– Не поняла… – Глазьева всмотрелась в табличку, и теперь тоже переводила взгляд то на меня, то на скилл, – Знак вопроса?!

– Слушай, на моей истории это впервые, – Чернецов уже нервно тёр щетину.

Ведун в этот момент незаметно вытянул что-то из кошеля, замерцал слабым светом, а потом стал сливаться с пустотой. В последний миг, прежде чем пропасть из виду, он обернулся, подозрительно глянув за спину.

И тут на краю зрения показалось движение под головой тролля. Там была густая тень, где поблёскивала кровь, перемешанная с соплями, и вот в этой черноте что-то явно начало ворочаться.

– Три скилла, Гончаров, – Герман только и повторял, – После обнуления.

– А может, в журнале у него посмотреть, что за знак вопроса?

– Я уж учёбу-то и не помню. Там про это пишется?

Я таращил глаза, силился сказать слово, но не мог даже пошевелиться. А во мраке Глазьева с Чернецовым только и делали, что вертели табличку, обсуждая её, как дети новую игрушку. Да это «замри» ещё круче «мута» будет: там-то просто молчишь, а тут полный паралич.