«Andy Warhol looks a scream, hang him on the wall…» – кажется, эти слова не очень понравились художнику. Он как-то неопределенно хмыкнул и отошел в сторону – разговаривать с Боуи ему не хотелось. Дэвид стоял один посреди комнаты и выглядел страшно растерянным – он ведь не хотел никого обидеть. Кто-то, проходя мимо, сказал ему: «Ух ты, да Энди просто взбесился из-за этой песни».

– Простите, – ответил Дэвид. – Я думал, ему будет приятно.

– Да, но ты намекнул на его необычную внешность, – ответил ему незнакомый гость «Фабрики». – А у Энди проблемы с кожей, и ему постоянно кажется, что это всем бросается в глаза.

Дэвид был ужасно подавлен – он чувствовал себя здесь лишним. Но тут Уорхол, проходя мимо, вдруг обратил внимание на его женские туфли – желто-золотые с ремешком. Он, кажется, тут же забыл, как сильно его задела песня.

– Я обожаю эти туфли! Где ты их купил? – обратился он к Дэвиду. После этого они начали обсуждать обувь, и недоразумение было забыто. Через несколько лет Уорхол даже стал поклонником музыканта.

Впрочем, если бы у профессора Брукера все-таки появилась возможность показать Боуи свою книгу, и тому она бы не понравилась, то у Брукера точно нашлась бы подходящая пара туфель, чтобы все исправить. Он истратил уйму времени и сил, чтобы подобрать себе гардероб для своей роли.

Профессор выглядит уставшим. Он хотел, чтобы этот проект принадлежал только ему, был частью его самого. Но получается, что все его время и силы посвящены другому человеку. У Уилла накопилось много идей для новых работ, никак не связанных с Боуи, но пока он просто не может за них взяться. Потому что, если ты решил играть роль Дэвида Боуи, ты играешь ее до конца, как делал когда-то стеснительный парень Дэвид Джонс.

Нет, Уилл совсем не жалеет, что за все это взялся: это будет длинное путешествие, из которого он вернется немного другим. Но иногда он все-таки заходит в «Твиттер» и обращается к читателям: «Напомните мне, почему я вообще начал все это делать?»

В 70-е годы Боуи-Зигги был уверен, что конец света вот-вот наступит. Уилл из 2015-го все больше удивляется тому, что он так и не наступил. Ведь ученый, чтобы погрузиться в прошлое, стал меньше пользоваться соцсетями, он в основном сидит дома, занимается музыкой, живописью и другими старомодными вещами. И, когда он выходит на улицу, ясно понимает, что теперь с миром что-то не так. С каждой журнальной обложки, с каждого билборда кто-то выкрикивает очередную несусветную глупость. Попробуй включить телевизор – на одном канале люди говорят ни о чем, продают воздух и покупают его. На другом – стреляют друг в друга в упор, режут головы, насилуют кого-нибудь впятером. Зайди в интернет – каждый хочет рассказать тебе, какого цвета на нем трусы и что он съел на завтрак. Информации так много, что она не задерживается в голове – мы уже почти как рыбы, которые могут сохранять что-то в памяти от тридцати секунд до нескольких дней, но никак не дольше. «А может быть, конец света все-таки наступил?» – думает доктор. Наступил, просто мы не заметили. А Боуи все знал с самого начала. Если он, конечно, вообще существовал. Все это еще только предстоит узнать профессору, когда он пройдет свой путь до конца.

На прощание доктор Брукер говорит мне: «Знаешь, как делал Боуи, когда уходил со сцены? Это значило, что представление окончено, на него больше не смотрят и он может снять маску». И Уилл медленно стирает с губ помаду.

Боуи давно уже стер свою помаду, и в его последние годы вы едва узнали бы его в толпе, прогуливаясь по Нью-Йорку, вряд ли нашли бы в том немолодом джентельмене хотя бы отголосок Майора Тома. Может быть, Дэвид Боуи – этот гениальный симулякр – просто утратил свой смысл? Псих № 1 перестает быть психом, если все кругом сходят с ума. Пластмассовый парень из космоса теряет свою уникальность в пластмассовом мире. В конце концов, Боуи всегда пытался быть зеркалом своей эпохи. Но, кажется, однажды ему стало уже просто нечего отражать.