– На совещании что-то было не так? – заинтригованно спросил он, все еще оставаясь под впечатлением от той убийственной информации о положении на фронтах, которая была доведена до их сознания.

– Нет-нет, к совещанию это отношения не имеет, – отмахнулся от него Бекетов, и тут же мысленно продолжил: «Но если отбросить шутки в сторону, таким гонцом вполне могла бы стать наша дунайская фурия-казачка Терезия Атаманчук. Женщина сильная, решительная, а главное, узревшая в баронессе свою соперницу. Что может оказаться более сильным мотивом для расправы над женщиной-агентом, нежели ревность соперницы?».

Придя к такому выводу, Бекетов облегченно вздохнул. Если упреки по поводу провала миссии баронессы в самом деле окажутся жесткими и, как любит выражаться в таких случаях майор Кречет, «подтрибунальными», он готов предложить то единственное, что можно и следует предлагать в подобных случаях, – ликвидацию двойного агента. Причем теперь он может предложить это не абстрактно, а называя имя исполнителя, что всегда вызывает уважение у начальства, поскольку становится ясно: руководитель операции осознал свои просчеты и готов исправлять положение.

– Теперь уже ясно, что, вопреки всем ожиданиям, война выдастся затяжной. Вы готовы не соглашаться со мной?

– Не готов, для этого нет основания.

– Причем не исключено, что румынское руководство попытается пойти на перемирие с нами, пытаясь закрепиться на территории так называемой Транснистрии. Вы готовы не соглашаться со мной?

– Не готов.

Этот полковник с дворянской фамилией Маевский и с грубоватым лицом сельского пропойцы говорил тихим, внушающим голосом учителя младших классов. Он мелкими глотками отпивал чай из большой глиняной чашки, но, даже поднося ее ко рту, смотрел на Бекетова белесыми, преисполненными доброты и наивности глазами.

– К счастью, Гитлер пока что не позволяет Антонеску вести с нами переговоры об установлении новых границ, хотя по тем скудным сведениям, которыми мы обладаем, румынский фюрер намеревался прибегнуть к ним. Вы спросите, почему к счастью? Потому что тогда наше руководство оказалось бы в сложном положении. Нам предлагают мир, а мы отказываемся. А ведь велик соблазн заполучить хотя бы часть территории, свободной от фронта; избавиться от нескольких румынских полевых армий. Вы готовы не соглашаться со мной?

На сей раз Бекетов не ответил. Он понял, что, задавая этот вопрос, Маевский в ответе не нуждался, а всего лишь отдавал дань словесной привычке.

– Вы обратили внимание, что я сказал: «по тем скудным сведениям»?

– Обратил.

– В смысле стратегической разведки румынское направление вообще «отработано» нами крайне слабо; сказалась недооценка этой страны в качестве вероятного противника. Большинству наших стратегов даже в голову не приходило, что румыны решатся пойти на полномасштабную войну с нашей страной; предполагали, что они останутся такими же пассивными союзниками рейха, каковыми являются, скажем, Болгария или Словакия. Но теперь очевидно, что румыны не остановятся даже на Южном Буге, который пока что считают пограничной рекой своего королевства. Вы готовы не соглашаться со мной? Впрочем, извините, – тут же исправил свою оплошность Маевский. – Мудро поступаете, что стремитесь не обращать внимания на мои сугубо риторические вопросы.

– Если я правильно понял, вам нужен агент стратегической разведки, который бы сумел проникнуть в высшие сферы румынского руководства?

– И похоже, что такой агент у вас уже появился, – некая аристократка имперских кровей баронесса Валерия Лозовская. Правда, вы ошибочно пытались использовать ее для нужд тактической фронтовой разведки, для чего она мало приспособлена.