– Это как-то связано с твоим братом? – неожиданно спрашивает Ксандер, и я не сразу понимаю, о чем он вообще говорит.

Органа. И работа с ними. Точно.

Тяжело вздыхаю, отодвигаю прочь мысли об обсидиановых дисках, лежащих в кармане. Медленно киваю и отвечаю честно:

– Да. Джей оставил нам кучу долгов, с которыми я окончательно рассчиталась совсем недавно. На этом мое сотрудничество с Органа закончилось.

Сама не знаю, почему решилась на эту откровенность, ведь мы давно не близки. Да и, по сути, никогда не были. Ксандер дружил с Джеем, а не со мной, разница в возрасте не позволяла ему воспринимать меня всерьез. Когда тебе двадцать два, четырнадцатилетний подросток кажется ребенком, именно такой меня считал Джей, а также его друзья. Уверена, Ксандер не был исключением. Но в то же время я помню его добрым и отзывчивым.

Когда в десять лет я до крови стесала ладони и ободрала коленки, убегая от пограничной стены, где меня практически выловил один из патрулей, именно Ксандер промывал и обрабатывал раны, потому что мне было страшно рассказать о случившемся маме. Она непременно устроила бы мне хорошую взбучку. А Джей не желал помогать, потому как считал, что это целиком и полностью моя вина. И только его друг не бросил в беде девчонку, вечно попадающую в неприятности. И таких примеров у меня немало. Возможно, именно поэтому мое подсознание до сих пор считает Ксандера другом, хотя это давно не так.

– Почему ты не пришла ко мне? – негромко спрашивает он. – Органа не имели права…

– И что бы ты сделал, Ксандер? – перебиваю, не скрывая досады. – Ты исчез из нашей жизни сразу после ареста Джея. Да через несколько лет после этого ты бы и на порог меня не пустил, потому как репутация дороже проблем какой-то девчонки.

Он снова хватает меня за руку и резко останавливается, поворачивая к себе лицом.

– Черта с два это так, – говорит он со злостью. – Я приходил после смерти миссис Хоффман и предлагал помощь, но твой отец не пожелал ничего слушать.

Изумленно моргаю и переспрашиваю недоверчивым шепотом:

– Ты… приходил?

Ксандер ослабляет хватку, но мою руку не отпускает, выражение его лица чуть смягчается.

– Да. И не раз. В последний такой визит мистер Хоффман запретил мне приближаться к порогу вашего дома, потому как не желал иметь ничего общего с представителем тех, кто засадил его сына за решетку, а жену загнал в могилу.

Часто моргаю и с трудом сглатываю внезапно образовавшийся в горле ком.

Вот черт!

Мне понятны мотивы отца, он не хотел проколоться и отправиться за решетку, оставив малолетнюю дочь на растерзание Органа. Ублюдкам плевать, кто у них в должниках – четырнадцатилетний подросток или старик. Но защищая меня, он смешал с грязью Ксандера. Скорее всего безосновательно. Если бы Джея в тюрьму отправил Рид, совесть не позволила бы ему явиться к нам домой. В этом я уверена на сто процентов.

– Я ничего не знала, – признаюсь честно и набираю в грудь побольше воздуха, борясь с желанием извиниться. У меня нет для этого причин, поэтому в итоге говорю совсем другое: – В любом случае, нам не повернуть время вспять, так что… мир?

Ксандер моргает, его рука соскальзывает вниз по моей, оставляя на коже обжигающий след. Его пальцы находят мои и слегка сжимают, а секунду спустя я больше не чувствую касания.

– Я никогда с тобой не воевал.

Отвожу взгляд, больше не в силах смотреть в его честные серо-зеленые глаза. Все меняется слишком стремительно, и мне это не нравится.

Отступаю на пару шагов, по-прежнему не глядя на Ксандера, и прочищаю горло.

– Ну что, идем?

– Идем, – произносит он со странной интонацией, намекающей то ли на усталость, то ли на разочарование.