В коридоре перед дверями переоборудованных в карцеры четырёх келий сидел на табурете слуга-надзиратель и так увлечённо ковырялся пальцем в носу, что заметил меня, когда я подошёл к нему почти вплотную.

– Ваше преподобие! – вскочил он, едва не уронив на пол табуретку.

– Моё, моё, – согласился. – Как себя чувствует наш милорд Карл?

Кроме входных дверей в здание и тех, что перегораживают в некоторых местах участки коридоров, все остальные имеют форму арки. Чем-то архитекторам и строителям обители понравилась такая форма. Эстеты, чего уж. Да, и окна, кстати, сейчас пришла в голову мысль, либо стрельчатые – заострённые, либо дугообразные вверху.

В общем-то я не против, только не пойму, зачем это нужно при здешнем дефиците и дороговизне стекла. Приходится лишний раз мучиться, придавая ему нужную форму, или переплетать окна проволокой и закрывать мозаикой. Впрочем, получается красиво.

Двери у карцеров тоже арочные, только в их центрах на уровне лица прорезаны крохотные квадратные незакрывающиеся оконца. Решёток там нет, но и без того размер не позволит даже голову в них просунуть.

Заглянул. Милорд Монский лежал на спине, подогнув ноги на единственных в комнатушке деревянных нарах. Кроме них в карцере имелся ещё табурет и кадка для нечистот. Карл подстелил под себя свой плащ, а в качестве подушки использовал свёрнутый в рулон кафтан. Одержимый не спал, глядел в потолок не мигая, закинув за голову руки.

Вот ведь козлы тупые. Не скажешь – не сделают. Неужели трудно было хоть какой-нибудь тюфяк с одеялом выдать больному? Благородный всё же, а не бомж, пойманный на краже. Ну да нечестно свою собственную непредусмотрительность сваливать на других. Не первый день в новом мире, а с учётом опыта и памяти Степа, так и не первый год. Пора бы уж соображать, как тут всё работает.

Пока я разглядывал обстановку, Карл меня увидел, довольно бодро встал и подошёл к окошку.

– Привет, Степ.

– Привет. Ты извини, что упустил вопрос с твоим размещением, – извинился и почувствовал, что сделал это искренне, балбес я безответственный, словно с вселением в юное тело и мозги на бестолковые променял. – Сейчас же распоряжусь, чтобы тебе принесли всё необходимое для уюта. Если, конечно, можно считать уютной жизнь в монастырском карцере.

– Можно, можно, – вдруг рассмеялся он совсем не озлобленно. – Спасибо тебе огромное. Тут всяко лучше, чем в подземельях, где я последние полтора года обитаю. Постараюсь сильно не разламывать здесь всё. – Это он так шутит, одержимые совсем никак не могут себя контролировать, впадая в буйство. – Если ещё решишь не пытаться меня исцелять, дашь мне спокойно окончательно обезуметь, то, попав к Создателю, буду ходатайствовать за твоё долголетие.

– И не надейся, милорд. – Входить внутрь не рискнул, приступы одержимых не просто внезапны, они ничем не провоцируются, что делает невозможным вообще их предугадать. – Лечить будем, но никаких прижиганий или иных способов причинения боли. Попался мне один старинный манускрипт. Попробуем лечить подобное подобным.

– Это как это? – Он усмехнулся.

– А вот так. Болезнь от Создателя? Причина – неполноценная магия? Вот и исцелять тебя буду молитвами к Создателю, купелью отворённого им Готлинского источника и магическими плетениями.

– Зелень не подействует, – мотнул он головой, что взбрыкнувший конь. – Думаешь, первым догадался целительские жгутики использовать?

– Ну, первым не первым, а попробую.

– Ты, ты разве маг?

– Уже полдня как, – кивнул. – Ладно, ты извини, меня дела ждут. Ещё не раз увидимся. – Я повернулся к слуге. – Ты слышал, что я милорду обещал? Беги к старшему сержанту Ригеру, скажи, что я распорядился снабдить келью спальными принадлежностями.