Санька нарисовал не классический крестообразный буер, а что-то типа плоскодонной лодки. Они поставили её днищем не на один, а на два бруса. Два конька стояло спереди на поперечной балке, рулевой конёк сзади. Им управлял Мокша. Сзади на буксире скользили такие же плоскодонные санки с нехитрым скарбом и пищевыми запасами. Они всё-таки решили прокатиться до Дона.

Буер селян удивил. Его Ракшай с Мокшей доделали к концу ноября. Сарант речка не широкая и замело её снегом по самые берега, потому и сделали буер плоскодонным, а коньки установили на лыжи. Они работали, как кили. Лыжи пришлось подпружинить дубовыми пластинчатыми рессорами. Причём Мокша додумался до них практически сам. Сначала к стойке жёстко крепилась «буквой т» рессора, а потом на шарнир ставилась лыжа. Рессора имела упор, дабы не сломаться и собой усиливала лыжу.

К такой конструкции отец с сыном пришли через череду поломок. Санька ведь тоже впервые делал буер. До этого он их видел только на люду залива во Владивостоке. И то в далёком детстве.

Они немного поэкспериментировали с рессорами, потому что это было самое слабое звено в конструкции буера. Пытались делать рессоры из стали, но сталь из того металла, что оставался у Мокши, получалась не пружинистая. Гнулась, или ломалась.

Потом Санька вспомнил про способ выдерживания дерева в моче и его прессовании. Это значительно повышало гибкость и прочность и лыж, и рессор. Им так понравился результат вымачивания и «гнутия», что они и для лодки выгнули несколько широких тонких досок, получив короб с загнутым вверх носом.

Уже ближе к устью лёд оголился, буер встал на коньки и путешественники почувствовали настоящую скорость. Они даже не сразу поняли, что проскочили лежащий на левом берегу городок и выкатились на просторы Дона.

– Йохо! – Крикнул Санька, как индеец апач и совсем отпустил тормоз. – Главное – держи руль и не поворачивай резко! – Крикнул он, поворачиваясь к отцу.

Тот показал сведённые указательный и большой пальцы правой руки.

Санька в прошлой жизни интересовался всем, что касается леса, и много чего знал про североамериканских индейцев. Даже язык жестов. Шипов лес на его участке имел всего лишь десять километров в ширину и двадцать в длину. Поэтому у него в «зимовье» имелся даже интернет и мобильная связь. А времени в межсезонье было предостаточно. Здесь лес простирался, как умом понимал Санька, до самого Воронежа. А это более ста километров. Почему он так решил? Да потому, что ведун рассказал ему историю местечка.

Как оказалось, по Дону лежал путь на Москву, которым раньше регулярно хаживало войско крымского хана, потому, что всё вокруг были леса. И только по рекам зимой можно было пройти до Москвы. В селах имелись зимние запасы для всадников, а маленькие монгольские лошадки выкапывали корм из-под метрового снега.

С собой войско вело отары овец, которые с удовольствием обгладывали кору ближайших к реке деревьев, да так, что выедали целые рощи. Эти деревья и оставались потом русичам на прокорм до конца зимы. Берёзовая каша оказалась не вымыслом, а фактом. Санька уже пробовал её этой зимой. Её делали из слоя древесины между лубом и сердцевиной. Нарезали «чипсами», жарили на противне, перемалывали и варили. «Чипсы» тоже были ничего себе.

Об этом Ракшаю рассказал ведун. Вообще, Санькино обучение состояло из прослушивания устного народного творчества. Санька обычно говорил: «Ну, рассказывай свои сказки, легенды, тосты…», и шаман заунывным голосом начинал низвергать на ученика поток непонятных словосочетаний.

Санька и простую речь селян с трудом понимал, а стародавнюю тем паче. Мокша с Лёксой давали поблажку сыну, предполагая, что живёт он с медведями, потому и путается. А на самом деле Саньке мешало предыдущее прошлое знание русского языка.