Всё

Добро

Земного Шара

Собрала наша ошара—

Оттого цветём,

Русскими

Слывём!…

Но вернемся от риторики к прозаике исторического.

Форма декларации документа сохранилась такой же как и в договоре 907 года «Мы от рода русского – и т.д.», но стилистика изменилась, это уже по контекстно-смысловой окрашенности декларация не от Бога Рода, а от На-Рода Русского, чего нельзя не признать понижением в идеологической статусности, тем более, что далее Единым Богом и для Ромеев и для Руси прокламирован Бог Византийцев, а Перун заявлен признаваемой высшей силой только для «некрещёной руси» – объективно он спущен на уровень ангелов – архангелов. Ему можно возносить молитвы, приносить клятвы как святому-покровителю недалёкого будущего, но он в «руце божьей», а по заслонению Всеобщего Рода Частно-Функциональным Воинником Перуном в процедуре обеспечения нерушимости договорного акта им становится Бог Христиан. В практически осязаемом смысле это значило, что процесс христианизации Руси зашёл уже так далеко, охватил такие высокие сферы, что Константинополь имел основания настоять, а Киев добровольно соглашался принести клятву на соблюдение верности договору и по христианскому, и по языческому обряду. Очень выразительно, что в тексте договора христианские идеологические моменты везде проставлены на первое место перед языческими.

В целом наблюдается заметная сдача позиций в отношении договора 907 года. В частности, в нарушении предыдущего договора объявлен всегда виноватый «враждолюбец дьявол», но кары небес в случае нарушения заключаемого теперь прописаны только русской стороне.

Резко усилилась заявляемая прерогатива «великого князя русского», остальные носители этого родо-сакрального титула названы обобщающее – уничижительно «всяким княжьём», что вряд ли было прилично даже и при некоторой разнице стилистических окрасок в 10-м веке в отношении 21-го; при этом, в отсутствие конкретного приложения титула, непонятно, сохранился ли на Руси статусный титул князя вне великокняжеской семьи, хотя бы в роде; а под «княжьём» скрыты члены его семейства? Или последнее «терминование» брошено титулованной знати, как указание полагаемого её места? Упоминание 2-х племянников Игоря свидетельствует, что у него были по крайней мере один или два брата, но об их статусе можно судить только относительно, по местам в списке. Слуды определённо выше Прастена Акуна, но связано ли это со счётом старшинства в роде его или его отца – сказать невозможно.

В целом договор заключался от имени трёхчленной социальной структуры: Великого Князя Русского, Его бояр, Всех Людей Русской земли, при внешней привлекательности свидетельствовавшей, что идёт процесс «опускания верхов в низы»; родоплеменной аристократии в служилую знать, принижение младших ветвей династии относительно старшей, младших сыновей великокняжеской семьи относительно старшего сына-наследника, который уже выше по статусу и своих дядей и матери. Необычно на этом фоне относительно высокое положение женщин, не только княгиня Ольга, но и какая-то Предслава, и безымянная «жена Улеба» имеют собственных послов. В то же время состав посольства, наличие массы делений, автономных и индивидуальных представительств, всех этих частных крючков и ответвлений свидетельствует, что заявленная централизующая модель в достаточной мере декларация, нежели достигнутое состояние.

В перечне имён послов, записанных на слух византийскими чиновниками-греками, скорее всего хорошо квалифицированными в отношении славян, но столкнувшихся впервые с русским именным разнотравьем можно и должно предполагать немалое число ошибок, фонетических, грамматических и даже смысловых, но в то же время вряд ли в составе посольства был «Улеб от Володислава», безымянная жена которого была представлена в нём собственным послом. Можно предполагать, что в перечне послов утрачен фрагмент «ХУZ от Улеба», к которому парой является «Шихберн Сфандр от жены Улеба». Т.е. в договоре начинают проступать два владетеля Володислав и Улеб, к ним же можно отнести Предславу – три субъекта внутренней ситуации на Руси, которые не документированы в каком-либо родстве с Игорем, великокняжеской семьёй, или великокняжеским родом… Впрочем, эти поиски жене мужа имеют уже второстепенное значение: два субъекта договора, представленные собственными послами, Володислав и Предслава, т.е. обладающие некоторой долей даже внешнеполитической суверенности хотя бы на уровне соблюдения традиции, налицо. Начинает интриговать другое: Володислав и Предслава вполне очевидные славянские статусные имясловия, т.е. появляется некоторая уверенность в наличии местных славянских династических линий; а если прибавить к ним Святослава, то очевиден и процесс нарастающего развития и укрепления автохтонной династической традиции. Вполне очевидно, что имясловия Игорь – Ольга построены на совершенно других принципах нежели Володислав – Предслава, в то же время носители этих титульных имён скорее всего принадлежат к их, и даже возможно к предыдущему поколению, т.е. протоколирование социального статуса именным идентификатором в их случае не связано с семейной ситуацией смены типа имясловия Игорь на Святослав в великокняжеской семье, оно не следовало, а опережало её. Представляется, что в данном случае налицо прямое распостранение – заимствование западно – славянской социальной практики, где статусное имясловие на «…слав», «…полк» утвердилось уже к 9 веку, да и на «…мир», если принять во внимание «МойМИРА» Моравского, откуда так близко и до русских «ВладиМИРОВ»; при этом оно шло через голову великокняжеского двора; а учитывая имена племянников Слуды и Прастен Акун /возможно христианин/,в определённой степени и вне великокняжеского рода, объективно становясь формой объявления и утверждения родо-племенных и территориальных династий в качестве субъектов феодального общества, притязаний на федератное «княжение» в нём.