Разумнее всего было бы уничтожить наглых пришельцев, но мы слишком устали от одиночества. Светлый Совет, в который теперь входили не сановники и заклинатели, а главы Домов, разрешил чужакам остаться. Наши гости не сумели освоить эльфийскую волшбу, подвластную лишь тем, в чьих жилах течет кровь Звезд, но наши знания были им полезны, а их рассказы о внешнем мире нас развлекли и пробудили к жизни. Через несколько лет я решил покинуть Лебединый остров и отправился на поиски матери и Ларэна. Сейчас я не знаю и сам, намеревался ли я на самом деле разыскать их или просто затосковал по большому миру.

Я провел в скитаниях более двадцати лет, узнав и поняв больше, чем за все годы уединения. Новая Тарра отличалась от той Тарры, которую помнил я. Люди позабыли о существовании и Светозарных, и их спутников, как некогда позабыли Омма и его детей, но жизнь смертных без веры пуста и горька, и они придумали себе новых богов и божков. Побывав во многих землях, я удостоверился, что новая вера, а вернее, веры были зеркалами породивших их народов. Бог атэвов казался калифом, не знавшим сомнений, не слезавшим с коня и не выпускавшим из рук сабли. Хаони поклонялись царю-философу, жестокому, хитрому, изысканному и развращенному. Племена Черного Сура верили в злых и голодных чудовищ, мало чем отличавшихся от рычащих за околицей деревень хищников. Маринеры [2] Эланда не молились никому, полагая судьбу чем-то вроде моря, с которым можно и нужно спорить, но именно они, единственные из всех, имели высших покровителей.

Я мало знаю о Великих Братьях, которых почитали маринеры. Известно, что те принимали облик огромного орла и золотого дракона, не принадлежали ни Свету, ни Тьме, не полагали себя Добром, а иные силы Злом. Мне представляется, что Орел воплощал в себе истинную Свободу, а Дракон – Познание, но я могу и ошибаться. Маринеры никоим образом не были рабами Великих Братьев, они им никогда не молились, разве что клялись их именем и призывали в свидетели. Первый Паладин Зеленого храма носил на своих плечах цепь из невиданного в Тарре черного металла с зелеными камнями, а герцог черную же корону. Эти вещи называли дарами Великих Братьев, но на этом вмешательство Орла и Дракона в жизнь Эланда и Тарры и ограничивалось.

Самой сложной и самой странной была вера арцийцев, почитавших Триединого и множество святых. Мне, заставшему истинных богов, рассказ о единой сущности, сочетающей в себе ипостаси создавшего все и всех Творца-Креатора, карающего грешных Судию-Кастигатора и выводящих из пламени праведных Спасителя-Калватора кажется безумием, причем безумием жестоким, но большинству смертных, чей век еще короче памяти, нужен именно такой бог. Они уповают на посмертную награду и страшатся посмертной кары, от которой надеются откупиться, вымаливая прощение.

Я пытался понять Книгу Книг (так верующие в Триединого называют свою священную книгу), но эльфы слишком много знают о жизни, чтобы полагать ее всего лишь преддверием вечных мук или вечного блаженства. Но я вновь позволил себе уйти в сторону, рассказав о том, что меня поразило в мире людей. На самом деле о Церкви Единой и Единственной следует сказать совсем другое. Во время моего путешествия за ней не стояло ничего, кроме извечного желания клириков властвовать, а прочих уповать на высшие силы.

Церковь, объединившая под своей властью почти все заселенные людьми земли арцийского материка, держалась на умелых интригах и красивых словах, но не на магии и тем более не на истинной Силе. Я свидетельствую это перед лицом Звезд. То, чем сейчас стремительно становится Церковь и обретенные ей и ее адептами возможности, наводит на серьезные размышления, но об этом я скажу в конце своих записок.