– Дэнни, – проговорил Кит вслед.
– Что еще?
– Сколько раз мы все должны повторять тебе, чтобы ты перестал разгуливать нараспашку. Вернись и надень куртку, на улице проливной дождь.
3
Последние две недели Гордон просыпался оттого, что Виктория ни свет, ни заря подскакивала в постели, будто ужаленная, и выбегала в коридор.
– Санитарная проверка! – выкрикивала она. – Санитарная проверка!
Она очень нервничала перед приездом старшего брата и хотела, чтобы его визит прошел на высоте. Оттого Виктория нещадно тиранила прислугу, заставляя чистить, полировать, мыть, подметать и убирать, хотя Гордону было заранее ясно, это не поможет, Кит все равно будет яростно поливать антисептиком дверные ручки.
– Папа…
Он скосил глаза и увидел заспанного сынишку, волочащего за собой плюшевого медведя.
– Можно я здесь посплю, папа, там слишком громко.
Не дожидаясь приглашения, малыш забрался в кровать, с удобством устроился и закутался в одеяло.
– Эй! Ты! Сопляк зеленый! Живо отдай одеяло! – прорычал любящий отец.
– Нет.
– Тогда хоть не пихайся!
– Сам не пихайся, – ответил сын непочтительно.
Вот сопляк зеленый. Выпороть его и поставить в угол, коленями на горох.
– Я-то как раз не пихаюсь, а ты пихаешься, постоянно пихаешься.
– Папа…
– Чего?
– Я пытаюсь немного поспать.
И заснул. Гордон, в конце концов, тоже задремал и минут через сорок проснулся оттого, что грохнулся с постели, чувствительно ударясь головой о ножку прикроватной тумбы. Как может пятилетний мальчик занимать столько места? Макс разметался по кровати, подобно морской звезде, пускал слюни и сладко сопел. Его славная веснушчатая мордашка воплощала чистоту и ангельскую невинность. В спальню заглянула Виктория.
– Гордон, почему ты лежишь на полу? – вопросила она очень недовольно.
– Ну, я…
– Ты помнишь, сегодня приезжает мой брат? Мы должны его встретить. Пойдем, посмотрим на комнаты.
Виктория имела в виду гостевые апартаменты, где их милости предстояло провести ближайшие три недели. Двухэтажные покои с отдельным входом, террасами и увитыми плющом балконами, занимали целое крыло здания и включали спальни, помещения для слуг и охраны, библиотеку, кухню, столовую, зимний сад, биллиардную, бассейн и бар. Не просто барная стойка у бассейна, а настоящий бар с зеркалами и барменом.
– Как, по-твоему, нормально? – спросила Виктория, очень тревожась.
Гордон украдкой хохотнул, глянув на бармена, которому явно предстояло нести службу круглосуточно.
– Не пойму, зачем поднимать столько шума. Ведь это просто твой брат.
– Да, но ведь Кит приедет не один, а со своей…
Виктория замялась, подбирая нужное определение.
– Подружкой, – сказала она, наконец, и немножечко всплакнула.
– Невестой, – поправил Гордон жену и с удовольствием пронаблюдал, как Виктория увядает, будто хрупкий цветок под палящими лучами солнца.
– Ты же сам говорил, что эта женщина – шлюха!
– Я мог и ошибаться…
– Ведь Кит все равно не женится на ней, правда?
Гордон не знал. Ему было все равно, женится Кит или нет, главное, чтобы он, в конце концов, был счастлив, хоть немного. Виктория отказалась разделить столь идиллический взгляд на вопрос. В несчетный раз обругав мужа дураком, она выпроводила Гордона бриться и одеваться.
– И сделай что-нибудь с лицом, у тебя помятый вид.
– А у тебя дурной глаз.
– Как?
– Глаз, говорю, у тебя дурной.
– Вечно ты мелешь всякие глупости!
Глупости или не глупости, а глаз у Виктории, как с ней случалось иногда, и впрямь сделался дурной. Когда она смотрела таким дурным глазом, молоденькие горничные покрывались прыщами, на кухне подгорали кушанья, лопалась и дымила проводка, скисало молоко и увядали цветы.